этажа, горящими глазами следили, как он спускался со ступеньки на ступеньку. Олимпия 
быстро сбежала вслед за ним и бросилась в кухню, где Роза, сильно взволнованная, 
подсматривала из окна. И когда карета, дожидавшаяся у подъезда, увезла Муре, Олимпия 
опрометью вбежала на третий этаж, схватила Труша за плечи и заплясала с ним на площадке, 
задыхаясь от радости.
     — Упрятали! — кричала она.
     Марта неделю пролежала в постели. Мать навещала ее каждый день, проявляя 
необычайную нежность. Аббат с матерью и Труши сменяли друг друга у ее постели. Даже г-жа 
де Кондамен навестила ее несколько раз. О Муре перестали вспоминать. Роза отвечала Марте, 
что он должно быть уехал в Марсель, но когда Марта в первый раз спустилась вниз и села в 
столовой за стол, она удивилась и стала расспрашивать о муже, проявляя беспокойство.
     — Послушайте, дорогая моя, не волнуйтесь, — сказала старуха Фожа, — а то вы опять 
сляжете. Необходимо было что-нибудь предпринять. Ваши друзья обсудили положение и 
решили действовать в ваших интересах.
     — Вам нечего его жалеть, — грубо заявила Роза, — после того как он так ударил вас по 
голове палкой. Весь квартал вздохнул свободно с тех пор, как его нет. Боялись, как бы он не 
учинил поджога или не выбежал с ножом на улицу. Я сама прятала все кухонные ножи, кухарка 
Растуалей тоже… А ваша бедная матушка, что с ней делалось… Да и все те, кто приходил 
навещать вас во время болезни, и дамы и мужчины, все в один голос говорили мне, когда я, 
бывало, их провожала: «Какое это счастье для Плассана! Ведь никто не мог быть спокоен, пока 
такой человек разгуливал на свободе!»
     Марта слушала этот поток слов с расширенными зрачками, страшно бледная. Ложка 
выпала у нее из рук, и она смотрела прямо перед собой в открытое окно, словно ее ужасал 
какой-то призрак, встававший из-за плодовых деревьев в саду.
     — Тюлет, Тюлет! — прошептала она, закрывая глаза дрожащими руками.
     Она откинулась на спинку стула и уже начала метаться в нервном припадке, когда аббат, 
докончивший свой суп, взял ее за руки и, крепко сжав их, тихо заговорил нежным голосом:
     — Вы должны мужественно перенести это испытание, посланное вам богом. Он дарует 
вам утешение, если вы не будете роптать, он даст то счастье, которого вы заслуживаете.
     От пожатия руки священника и от нежного звука его голоса Марта выпрямилась, словно 
воскресшая, и щеки ее запылали.
     — О да, — проговорила она, заливаясь слезами, — мне нужно много счастья, обещайте 
мне много счастья.
     
XIX
     
     Общие выборы должны были состояться в октябре. В середине сентября, после 
продолжительного разговора с аббатом Фожа, епископ Русело внезапно выехал в Париж. 
Говорили, что у него серьезно заболела сестра в Версале. Через пять дней он вернулся; он снова 
сидел в своем кабинете, и аббат Сюрен читал ему вслух. Откинувшись на спинку кресла, 
закутанный в лиловую шелковую телогрейку несмотря на то, что на дворе было еще очень 
тепло, он с улыбкой слушал женственный голос молодого аббата, который с любовью 
скандировал строфы Анакреона.
     — Хорошо, очень хорошо, — шептал епископ. — Вы передаете музыку этого чудесного 
языка.
     Потом, посмотрев на стенные часы, он с беспокойством спросил:
     — Приходил сегодня аббат Фожа?.. Ах, дитя мое, сколько хлопот! У меня в ушах еще до 
сих пор этот ужасный стук железной дороги… В Париже все время шел дождь. Мне пришлось 
разъезжать по городу, и всюду я видел только грязь.
     Аббат Сюрен положил книгу на консоль.
     — А вы удовлетворены, монсиньор, результатами вашей поездки? — спросил он с 
фамильярностью балованного ребенка.
     — Я узнал то, что хотел, — ответил епископ со своей обычной тонкой улыбкой. — Надо 
было взять вас с собой. Вы бы узнали вещи, которые полезно знать человеку вашего возраста, 
по своему происхождению и по связям предназначенному для сана епископа.
     — Я вас слушаю, монсиньор, — умоляющим тоном проговорил молодой священник.
     Но прелат покачал головой.
     — Нет, нет, такие вещи не говорятся… Подружитесь с аббатом Фожа, со временем он 
сможет многое для вас сделать. Я получил очень подробные сведения.
     Аббат Сюрен сложил руки с выражением такого вкрадчивого любопытства, что