принадлежали  друг  другу;  грубый  акт  явился  лишь  острым  кризисом   их
бессознательного любовного недуга. В обезумевшем мирке,  где  они  жили,  их
грех взошел на тучной почве, унавоженной ядовитыми  соками;  он  развивался,
приобретал необычайную изощренность в этой растленной среде.
     Когда коляска увозила их в Булонский лес и мягко катилась вдоль  аллей,
они нашептывали друг другу на ухо непристойности, вспоминая о своих  детских
шалостях, о чувственных проявлениях инстинкта: это  было  тогда  извращенным
безотчетным вожделением. Они смутно чувствовали себя  виновными,  как  будто
уже прикоснулись друг к другу, и этот потаенный грех, расслабляющая  истома,
вызванная   скабрезными   разговорами,   еще   больше   возбуждала   в   них
чувственность,  чем  реальные  поцелуи.  Так,  их   приятельские   отношения
незаметно для них самих перешли в любовные и привели  их,  наконец,  однажды
вечером в отдельный кабинет кафе "Риш"  и  в  широкую  серо-розовую  кровать
Рене. Очутившись в объятиях друг у друга,  они  даже  не  испытали  никакого
душевного потрясения  от  совершенного  греха,  точно  давнишние  любовники,
вспомнившие прежние свои поцелуи. И столько часов провели они  в  постоянной
интимной близости, что в разговорах оба невольно  возвращались  к  прошлому,
полному неосознанного влечения друг к другу.
     - Помнишь, в день моего приезда в Париж, - говорил Максим,  -  на  тебе
был такой странный костюм; я начертил пальцем на твоей груди острый  угол  и
посоветовал сделать вырез мысом. Я чувствовал под  шемизеткой  твое  тело  и
надавил немного пальцем... Так приятно было...
     Рене смеялась, целуя его, и шептала:
     - Ты уже и тогда здорово был развращен...  До  чего  ты  смешил  нас  у
Вормса, помнишь? Мы называли тебя "наш маленький мужчина". Я всегда  думала,
что толстая Сюзанна не стала бы противиться тебе, если бы маркиза не следила
за ней такими разъяренными глазами.
     - Ах, да, мы очень смеялись, - бормотал Максим. - А  помнишь  альбом  с
фотографиями?  И  все  остальное,  наши  прогулки  по  Парижу,  полдники   в
кондитерской  на  бульваре;  помнишь,  ты  обожала   песочные   пирожные   с
клубникой?.. Я никогда не забуду тот день, когда ты рассказала  мне  историю
про Аделину в монастыре, как она писала письма Сюзанне, подписываясь мужским
именем - Артур д'Эспане, и предлагала похитить ее...
     Они  и  сейчас  смеялись  над  этой  забавной  историей;  потом  Максим
продолжал своим ласковым голосом:
     - Мы были, вероятно, очень смешными,  когда  ты  приезжала  за  мной  в
коллеж: я был такой маленький, что совсем исчезал под твоими оборками.
     - Да, да, - лепетала Рене и, вздрагивая, привлекала к себе  Максима,  -
ты прав, это было очень приятно, мы любили друг  друга,  не  зная  об  этом.
Правда? Я  поняла  раньше  тебя.  Третьего  дня,  когда  мы  возвращались  с
прогулки, я нечаянно дотронулась до твоей ноги и вздрогнула... Ты ничего  не
заметил. Ты не думал обо мне, а?
     - О, конечно, думал, - ответил он, немного смущенный.  -  Только  я  не
знал, понимаешь ли, я не осмеливался...
     Максим лгал. Ему никогда отчетливо не приходила в голову мысль обладать
Рене. Всем своим порочным существом он льнул к ней, но никогда не  желал  ее
по-настоящему. Он был слишком безволен для всякого усилия. Он  принял  Рене,
потому что она навязалась ему, и очутился на ее ложе, не желая, не  предвидя
этого. А попав туда, он остался, потому что там было тепло и потому  что  он
никогда  не  противился  своим  падениям.  Вначале  это  даже  льстило   его
самолюбию. Он впервые обладал замужней женщиной и совсем забыл  о  том,  что
муж - его собственный отец.
     Рене вносила в свой грех весь пыл искалеченной души. Она тоже  катилась
по наклонной плоскости и скатилась до конца,  но  не  против  воли.  Желание
пробудилось и стало ясным слишком поздно, когда она уже не хотела бороться с
ним, и падение стало неизбежным.  Оно  внезапно  предстало  перед  ней,  как
необходимое избавление от скуки,  как  редкостное,  изощренное  наслаждение,
которое еще могло пробудить ее усталые чувства, ее увядшее  сердце.  Смутная
мысль о кровосмешении пришла  ей  в  голову  во  время  осенней  прогулки  в
сумрачном, засыпавшем Булонском лесу; и от этой мысли неведомый  ей  до  тех