Передние экипажи  двинулись,  за  ними  медленно  тронулись  остальные,
словно  их  разбудили  от  сна.  Заплясали  тысячи  огней,  быстрые   молнии
скрещивались в колесах;  заискрилась  встряхнувшаяся  сбруя;  по  земле,  по
деревьям побежали отражения стекол. Сверкание сбруи  и  колес,  лакированной
обшивки карет, отражавшей зарево заката, яркие тона ливрей  на  лакеях,  чьи
фигуры  вырисовывались  на  фоне  неба,  и  богатых  туалетов,  в   изобилии
наполнявших экипажи, -  все  это  уносилось  в  мерном  движении  с  глухим,
неумолчным рокотом. И вся  вереница  с  одинаковым  шумом  и  с  одинаковыми
отблесками катилась непрерывно, как будто первые  экипажи  тянули  за  собой
остальные.
     Рене, слегка качнувшись от толчка, когда тронулась  коляска,  выпустила
из рук лорнет  и  откинулась  на  подушки.  Она  зябко  натянула  на  колени
шелковисто белоснежную медвежью полость,  заполнявшую  коляску.  Ее  руки  в
перчатках  утопали  в  длинной  волнистой  шерсти.   Подул   ветер.   Теплый
октябрьский день, по-весеннему разукрасивший  Булонский  лес  и  позволивший
всем этим светским дамам выехать в открытых экипажах, грозил  закончиться  к
вечеру резким холодом. На миг  молодая  женщина,  забившись  в  свой  теплый
уголок, отдалась полному неги укачиванию колес, катившихся перед нею. Потом,
повернув голову к Максиму, спокойно раздевавшем взглядом женщин  в  соседних
каретах и ландо, она спросила:
     - Неужели ты действительно находишь, что эта Лаура  д'Ориньи  очень  уж
хороша? Вы так ее расхваливали в день распродажи ее  бриллиантов!..  Кстати,
ты еще не видел, какое ожерелье и эгрет твой отец купил  для  меня  на  этой
распродаже?
     Рене слегка повела плечами.
     - Слов нет, папаша ловко устраивает свои дела, - не отвечая, проговорил
Максим и криво усмехнулся. -  Ухитряется  заплатить  долги  Лауры  и  заодно
преподнести бриллианты жене.
     - Негодный мальчишка! - пробормотала Рене с улыбкой.
     Максим наклонился, его внимание привлекла дама в зеленом,
     Рене откинула голову и, полузакрыв глаза, лениво смотрела  по  сторонам
невидящими глазами. Справа медленно проплывали кустарники, низенькие деревья
с пожелтевшими листьями на редких ветвях; иногда по дорожке, предназначенной
для верховой езды, проезжали всадники с тонкой талией; изпод копыт  лошадей,
проносившихся галопом, вились клубы мелкой пыли; слева,  в  конце  сбегающих
вниз узких лужаек, пересеченных клумбами и массивами деревьев, дремало озеро
кристальной чистоты, без  малейших  признаков  пены;  казалось,  его  берега
аккуратно срезаны лопатой садовника; по другую  сторону  этого  зеркала,  на
обоих островах, соединенных серой  полосой  моста,  возвышались  причудливые
скалы, а на бледном небе, точно театральная декорация, вырисовывались сосны,
и  их  темная  хвоя,  отражавшаяся  в  воде,   казалась   бахромой   искусно
задрапированного на краю горизонта занавеса. Этот уголок природы, похожий на
свеженаписанную  декорацию,  тонул  в  легкой  дымке,  в   синеватой   мгле,
придававшей  исчезающим  далям   особое   очарование   искусственности.   На
противоположном берегу беседка,  будто  заново  покрытая  лаком,  сияла  как
новенькая игрушка; а полоски желтого песка, узкие садовые аллейки,  вьющиеся
среди лужаек вокруг озера  и  окаймленные  чугунной  решеткой,  изображавшей
деревенскую изгородь, своеобразно выделялись в этот поздний час на фоне воды
и газона мягкого зеленого цвета.
     Привыкшая к затейливой прелести пейзажа,  Рене  вновь  устало  опустила
веки и разглядывала свои пальцы, навивая на  них  длинную  шерсть  медвежьей
шкуры. Вдруг равномерное движение экипажей нарушилось. Подняв  голову,  Рене
поклонилась двум молодым женщинам; с влюбленной томностью они сидели  рядом,
откинувшись на спинку восьмирессорного экипажа, который с шумом  отъехал  от
берега и свернул в боковую аллею. Маркиза д'Эспане,  муж  которой,  адъютант
императора, демонстративно примкнул к новой власти, вызвав  этим  величайшее
негодование брюзжащей старой знати, слыла одной из самых блестящих  светских
женщин времен Второй империи; ее  подруга,  г-жа  Гафнер,  была  замужем  за
известным  кольмарским  фабрикантом,   архимиллионером,   которого   империя
выдвинула в ряды политических деятелей. Рене, еще в  пансионе  знавшая  двух