видом священника, который служит  обедню,  и  пригласил  себе  даму  -  г-жу
Ванскую: в костюме Коралла она  очень  ему  понравилась.  Когда  все  заняли
места, он долгим взглядом окинул расположившуюся кругом линию юбок и  черных
фраков по бокам каждой дамы и подал знак музыкантам. Оркестр  грянул,  вдоль
всего ряда улыбавшихся дам склонились головы танцоров.
     Рене отказалась принять участие в котильоне. С самого начала  бала  она
проявляла какую-то нервную веселость, мало танцевала,  присоединялась  то  к
одной, то к другой группе гостей, ей  не  сиделось  на  месте.  Приятельницы
находили ее поведение странным. Она рассказывала во время  бала,  что  хочет
лететь на воздушном шаре с знаменитым  воздухоплавателем,  занимавшим  в  то
время весь Париж. Когда начался  котильон,  ей  стало  досадно,  что  нельзя
свободно двигаться по залу; она встала у двери в  вестибюль,  пожимала  руки
уезжавшим гостям, разговаривала с друзьями мужа. Барон Гуро, которого уводил
лакей, закутав его в меховую  шубу,  в  двадцатый  раз  похвалил  ее  костюм
таитянки.
     Тутен-Ларош прощался с Саккаром.
     - Максим на вас рассчитывает, - напомнил Саккар.
     - Да, да, обязательно, - ответил новоиспеченный сенатор и,  обернувшись
к Рене, проговорил: - Я вас не  поздравил...  Ну,  вот  наш  милый  юноша  и
пристроился.
     - Жена еще ничего не  знает...  -  заметил  Саккар,  увидев  удивленную
улыбку Рене. - Нынче вечером мы  решили  вопрос  о  свадьбе  мадемуазель  де
Марейль и Максима.
     Рене,  продолжая  улыбаться,  попрощалась  с   Тутен-Ларошем,   который
проговорил уходя:
     - Вы предполагаете подписать контракт  в  воскресенье,  не  так  ли?  Я
уезжаю по делу в Невер, но к этому дню вернусь.
     С  минуту  Рене  оставалась  посреди  вестибюля  одна.  Она  больше  не
улыбалась, и по мере того как в сознание ее проникало  то,  что  она  сейчас
узнала, ее начинала пронизывать дрожь. Она смотрела остановившимися  глазами
на красную бархатную обивку, на редкие растения, на майоликовые вазы.  Потом
громко произнесла: "Надо с ним поговорить!" - и вернулась в гостиную. Но  ей
пришлось остановиться в дверях: фигура  котильона  загородила  ход.  Оркестр
тихо играл вальс. Дамы образовали круг, взявшись за руки,  точно  в  детском
хороводе, распевающем "Жирофле-Жирофля" {"Жирофле-Жирофля" - оперетта Лекока
(1874).}; они  быстро  кружились,  тянули  друг  друга  за  руки,  смеялись,
скользили. В середине круга стоял кавалер - это  был  насмешник  Симпсон;  в
руках он держал длинный розовый шарф, готовясь закинуть его быстрым  жестом,
как рыбак закидывает невод;  но  он  не  спешил,  его,  очевидно,  забавляло
смотреть, как дамы кружатся  до  изнеможения.  Они  же  запыхались,  просили
пощады... Тогда Симпсон закинул шарф и притом  так  ловко,  что  он  обвился
вокруг плеч маркизы д'Эспане и г-жи  Гафнер,  кружившихся  рядом;  это  была
шутка американца. Затем он захотел танцевать вальс с обеими дамами  сразу  и
взял уже обеих за талию, - одну левой рукой, а другую  правой,  но  тут  г-н
Сафре заметил строгим тоном короля котильона:
     - Нельзя танцевать одновременно  с  двумя  дамами.  Однако  Симпсон  не
отпускал их. Аделина и Сюзанна со смехом откидывались назад в его  объятиях.
Поднялся спор, дамы волновались, шум продолжался, черные фраки  в  амбразуре
окон обсуждали вопрос, каким образом Сафре с честью  выйдет  из  щекотливого
положения. С минуту он действительно был озадачен и пытался найти изысканный
способ склонить насмешников на свою сторону. Наконец на губах его  мелькнула
улыбка; он взял каждую из дам за руку, спросил их о чем-то на ухо и, получив
ответ, обратился к Симпсону:
     - Какой цветок вы желаете сорвать: вербену или барвинок?
     Симпсон, не подумав, ответил - вербену.
     Тогда Сафре подвел к нему маркизу, говоря:
     - Вот вербена.
     Все сдержанно захлопали. По общему мнению, это  было  очень  мило.  Г-н
Сафре, дирижируя котильоном, "никогда не попадался  впросак",  по  выражению
дам. Между тем оркестр громко подхватил  вальс,  и  Симпсон,  протанцевав  с