говорил:
     — Дети, дети.
     Полковник Фронтон послал об этом, как и обо всем прочем, рапорт в Антиохию. Он долго 
и с любовью отшлифовывал свои сообщения, и они вышли 
очень пластичными, сжатыми, четкими, с легким налетом иронии, но безупречно корректными. 
Приводя веские основания, он разъяснял, почему он действовал так, а не 
иначе. Деловито разбирал вопрос о том, как ему следовало поступить, когда взбунтовались 
солдаты: броситься ли на меч или сохранить жизнь для отечества. Описывал свое искушение 
вмешаться, умереть смертью героя и скольких усилий стоило ему устоять против этого 
искушения, действуя согласно «наказу» Флавиев: в случае сомнений лучше воздержаться, чем 
совершить неправильный шаг.
     
     3. СОМНЕНИЯ И ШАНСЫ ФРОНТОНА 
     События, которые привели к бескровному обезвреживанию римских войск, совершились 
очень быстро. Все было уже кончено, когда полковник Фронтон получил наконец ключ к 
полному пониманию событий: ему стало известно об обручении Марции с рабом Теренцием. 
Он ясно увидел все, до последнего звена. Он понял, что Маллук и 
Шарбиль решились на признание императора лишь после того, как связали Варрона этой 
железной цепью с Нероном и с собой.
     Варрону стоило, вероятно, немалых усилий пойти на это унижение, так же как Марции — 
подчиниться отцу. Фронтон задумался. То, что Варрон поставил на карту не только свое 
положение и состояние, но и дочь и самого себя, показывало, насколько он верит в удачу своей 
затеи. Неужели его Нерон и в самом деле 
может иметь успех? Фронтон вспомнил слова, сказанные ему недавно 
Варроном в сферистерии, на вилле фабриканта ковров Ниттайи. Вопреки всей его 
рассудительности, в нем проснулась давно похороненная 
надежда: а вдруг выступление этого Нерона откроет ему возможность претворить в жизнь свои 
теории?..
     Если первая мысль его была о последствиях, которые может иметь предстоящий брак 
Марции для дела его жизни, для его карьеры, то вторая его мысль была о самой Марции.
     Полковник Фронтон любил анализировать. Он был крайним себялюбцем и человеком 
холодного расчета. Его первая цель состояла в том, чтобы, отслужив срок, на склоне дней 
своих, живя беспечно и спокойно работая, закончить свой «Учебник военного искусства». 
Второе желание его было — проверить на практике изложенные в этом «Учебнике» 
теории. И, отводя им только третье место, за гранью творческой работы, он разрешал 
себе личные чувства.
     Среди этих чувств, утех стола и постели, смены впечатлений, которую 
давали интересные путешествия, радостей, связанных с искусством и литературой, он выше 
всего ставил свое влечение к Марции. Он был избалован женщинами, восточные женщины 
нравились ему. Но души своей он почти не отдавал им. Он с удовольствием брал их, но сам им 
не отдавался. С Марцией дело обстояло иначе. Если бы он не боялся патетических слов, он 
предположил бы, что любит ее. Он говорил себе: в Марции его привлекает, вероятно, то, что 
она совершенно непохожа на женщин Востока. На протяжении многих сотен километров она 
была единственной истой римлянкой; правда, если бы он увидел ее в Риме или в другом месте 
— в римском окружении, чары ее, 
вероятно, быстро рассеялись бы. Но эти рассудочные оговорки не 
помогали, Фронтону. Ее присутствие его волновало. Не менее чем 
стратегическими проблемами, он занят был мыслью о тех маленьких, изысканных, весьма 
личного характера знаках внимания, которые он мог бы оказать Марции. Он знал Марцию и 
решил действовать без поспешности. Он был терпелив по природе, а на Востоке эта черта его 
особенно развилась. Он был уверен, что она — римлянка с ног до головы, 
судьбой отца поставленная в необходимость жить среди восточных людей, — 
когда-нибудь достанется ему. Но как это произойдет, было ему неясно. Он 
очень боялся женитьбы, мысль быть связанным с другим человеком 
была ему неприятна. Однако, если бы иного средства получить ее не представилось, он готов 
был решиться даже на брак.
     Оттого, что отец укладывал теперь Марцию в постель к этому Теренцию, положение 
резко менялось. На пользу Фронтону или во вред ему? Несомненно строгая чистота Марции, 
черты весталки в ней играли немалую роль во влечении Фронтона, 
и мысль, что другой насладится ее девственностью, мучила его. Но разве лишение это не