|
грызет раскаяние. Быть может, все же Варрон оказался более умным? Он сразу провел
грань между собой и новыми хозяевами, не побоялся впасть в немилость у Палатина и с тех пор
ведет свою собственную политику.
Хотя у Фронтона нет ни малейшего намека на какое-нибудь доказательство, он уверен,
что за этим Нероном-Теренцием тоже скрывается Варрон. С того момента, как он впервые
услышал о появлении Нерона, он почувствовал за ним Варрона. Он знает сенатора с
юных лет. Они вместе прибыли на Восток, вместе мечтали о новых великих переживаниях,
которые даст им эта страна. Теперь они во
враждебных лагерях. Он, Фронтон, представляет в Эдессе трезвую милитаристскую
политику Флавиев, Варрон тысячами тайных путей
продолжает смелую, сложную политику Нерона. Фронтон завидует ему и восхищается его
дерзостью, его страстностью, его энергией, хотя рассудком его не оправдывает. В официальных
отношениях с Варроном он обнаруживает сдержанность, с какой
и подобает относиться офицеру Флавиев к такому двусмысленному человеку. Но при
всяком удобном случае он дает Варрону почувствовать, что по-прежнему питает к
нему глубочайший интерес. Кроме того, он не может отказать себе в том, чтобы по-своему —
сдержанно, благовоспитанно, но очень явно — ухаживать за дочерью Варрона, строгой
белолицей Марцией. Он не знает и не хочет знать, до какой степени этот его интерес к Марции
существует сам по себе и насколько он служит для него только предлогом быть поближе к
Варрону. Для него ясно, что Варрон — человек, самый близкий ему, Фронтону, на всем
свете. Он одержимый, этот Варрон, и добром не кончит.
Если его смелость оправдает себя, то для Фронтона это будет осуждением, вечным упреком,
ядом для его старости. Тем не менее, в глубине души он — друг Варрона. Он
ждет результатов политики Варрона, ждет неизбежной плачевной
развязки с напряженным интересом, к которому, неизвестно почему, примешиваются тоска и
страх.
Быть может, появление «Нерона» будет способствовать этой развязке? Он, Фронтон, мог
бы тоже способствовать ей, ускорить ее или замедлить. Было бы соблазнительно показать это
тому или другому — Дергунчику или Варрону. Но нет, он ничего не предпримет против
Варрона. Варрон — приятный человек, он любит Варрона. Он предоставит судьбе доказать, что
ведь в конечном счете прав был он, Фронтон, и неправ сенатор.
Итак, он воздержится от выступления против «Нерона».
Но не рискованно ли это — бездействовать? Не упрекнут ли его за это в Антиохии или
Риме? Нет. Наказуемого деяния горшечник Теренций не совершил.
Его ли вина, что другим померещилось, будто они видят покойного императора? Кроме того,
он, как и его патрон, не только римский подданный, но и гражданин Эдессы. Надо иметь
точные, неопровержимые улики, прежде чем принимать против него меры. С
злой усмешкой Фронтон вспоминает «наказ»
флавианских императоров, их напутствие уезжающим офицерам: в случае сомнения лучше
воздержаться, чем сделать ложный шаг.
Он, следовательно, воздержится. Пошлет рапорт в Антиохию и затребует оттуда указаний.
Интересно, какие инструкции дадут ему эти идиоты. Он-то знает, как справиться с этим
«Нероном» и теми, кто за ним скрывается. Насилия ни при каких обстоятельствах в ход пускать
нельзя. Раз население Эдессы убеждено в том, что Нерон жив, следовало бы попробовать
потихоньку, осторожно подкопаться под это убеждение и вырвать его с корнем, иначе оно
будет снова и снова оживать. Но после того, как в Антиохии в целом ряде случаев
игнорировали его осторожные советы, у него нет охоты наводить Дергунчика на путь
истинный. Он, напротив, ограничится рапортом и не без злорадства будет наблюдать, как
умный, хитрый Варрон обводит вокруг пальца неуклюжего Цейона с его деревянными
военными методами.
На этом Фронтон обрывает свои размышления. Он зовет секретаря, начинает диктовать
донесение в Антиохию.
В эту минуту ему приносят срочное письмо от верховного жреца Шарбиля. Шарбиль
настоятельно просит его о немедленном свидании.
Фронтон, взволнованный, отправляется в дом жреца. Старец в цветистых словах
заговаривает с ним о неприятном положении, в которое попал город Эдесса вследствие события
в Одеоне. Город теперь подобен мулу, который в тумане и облаках ищет пути на горной тропе:
один ложный шаг — и мул погиб. Если предположить, что этот человек действительно
император Нерон, — как осмелится город отказать в благоговейном приеме такому высокому
гостю? Но если этот человек — дурак или мошенник, не следует ли царю Маллуку немедленно
|
|