|
от него зависели и не могли быть изменены. И все же он нашел возражение, быть может,
единственное, которое могло парализовать выдвинутый Нероном аргумент.
— Разве нельзя, — спросил он смиренно, — выжечь знание любовью?
Императора, по-видимому, тронул этот ответ. Массивное лицо на подушке стало
задумчивым.
— Может быть, и можно, — произнесли полные губы. — Вопрос лишь в том, стоит ли
императору решать задачу: что больше — любовь знающего или его знания? Проще было бы
для императора «выжечь» человека, который слишком много знает.
Ему доставляло глубокое наслаждение играть с человеком, который позволил себе ту
дерзкую шутку. Но Кнопс видел, что его довод все-таки даром не пропал.
— Разве императору не нужен друг? — настойчиво продолжал он наседать на
Теренция. — Разве друг, который верно служил императору еще тогда, когда императору
приходилось скрываться, не дороже нового?
— Не спрашивай слишком много, — самодовольно осадил его Нерон, смакуя ревнивый
намек Кнопса на Требона.
— Слушай, — сказал он вдруг возбужденно, приподнявшись на постели. — Мне пришла в
голову одна мысль. Я задам тебе вопрос. Даю тебе право ответить три раза. Если
ты в третий раз не дашь правильного ответа, значит, ты не выдержал испытания и стоишь не
больше, чем летучая мышь.
— Спрашивай, мой господин и император, — смиренно попросил Кнопс.
Нерон снова лег. Сделал вид, что зевает, и вдруг в упор спросил:
— Кто я такой?
Кнопс с минуту размышлял.
— Ты — мой друг и повелитель, — ответил он громко, убежденно.
— Плохой ответ, — зевнул Нерон, — так может ответить любой. От тебя я жду лучшего.
— Ты — император Нерон-Клавдий Цезарь Август, — на этот раз неуверенно ответил
Кнопс. Это был уже второй из трех предоставленных ему ответов.
— Еще хуже, — презрительно сказал Нерон. — Это знает всякий. Дешево, как мелкая
монета.
Этим он, быть может, бессознательно навел Кнопса на след. Кнопс вспомнил о золотой
монете с двойным изображением и на этот раз без колебаний, с бьющимся сердцем,
но с уверенностью в успехе дал третий ответ:
— Ты — мой император Нерон-Клавдий-Теренций.
Еще не кончив, он испугался дерзости того, что сказал. Но голова на подушке
улыбнулась, и по этой улыбке Кнопс увидел, что дал именно тот ответ, которого ждал от него
Нерон-Теренций.
И в самом деле Нерон хоть и молчал, но улыбался все более довольной, веселой улыбкой.
«Кнопс, действительно, знает очень много, — признал он. — Кнопс понял, что родиться
Нероном — это немало, но еще больше — самому из Теренция сделаться Нероном». Он
потянулся, сказал:
— Подойди-ка поближе, Кнопс. Ты молодец.
В Кнопсе все радовалось и ликовало. Это была труднейшая задача из всех, перед
которыми ставила его судьба, и он решил ее превосходно. Теперь уже он наверняка завладеет
уловом: деньги старого откупщика Гиркана уже все равно что в руках маленького Клавдия
Кнопса.
Он подошел к постели Нерона, с сердцем, полным преданности императору и господину.
— Ты любишь меня больше, чем Требона? — сказал он настойчиво. — Его ты не внес в
список, — заметил он с гордостью. — Он не стоит этого. Скажи, ты любишь меня больше?
Нерон вместо ответа похлопал его по руке. Затем ударил в ладоши:
— Эй, кто там, позвать Требона!
Лениво вытащил он из-под подушки список и зачеркнул имя Кнопса так, чтобы тот видел.
Затем — все в присутствии Кнопса — принял ванну, весело болтая о всякой всячине.
Когда явился Требон, он выслал всех, кроме Кнопса.
— Вот список, мой Требон, — сказал он. — Здесь триста девятнадцать имен, но одно
зачеркнуто. Зачеркнутое не в счет. Остается, значит, триста восемнадцать. Теперь ничего
больше не прибавлять и не вычеркивать. С теми, кто включен в список, поступить,
как мы договорились. Срок — ночь на пятнадцатое мая.
Он зевнул, повернулся на бок, и оба осторожно удалились, чтобы не потревожить его.
19. В НОЧЬ НА ПЯТНАДЦАТОЕ МАЯ
|
|