от него зависели и не могли быть изменены. И все же он нашел возражение, быть может, 
единственное, которое могло парализовать выдвинутый Нероном аргумент.
     — Разве нельзя, — спросил он смиренно, — выжечь знание любовью?
     Императора, по-видимому, тронул этот ответ. Массивное лицо на подушке стало 
задумчивым.
     — Может быть, и можно, — произнесли полные губы. — Вопрос лишь в том, стоит ли 
императору решать задачу: что больше — любовь знающего или его знания? Проще было бы 
для императора «выжечь» человека, который слишком много знает.
     Ему доставляло глубокое наслаждение играть с человеком, который позволил себе ту 
дерзкую шутку. Но Кнопс видел, что его довод все-таки даром не пропал.
     — Разве императору не нужен друг? — настойчиво продолжал он наседать на 
Теренция. — Разве друг, который верно служил императору еще тогда, когда императору 
приходилось скрываться, не дороже нового?
     — Не спрашивай слишком много, — самодовольно осадил его Нерон, смакуя ревнивый 
намек Кнопса на Требона.
     — Слушай, — сказал он вдруг возбужденно, приподнявшись на постели. — Мне пришла в 
голову одна мысль. Я задам тебе вопрос. Даю тебе право ответить три раза. Если 
ты в третий раз не дашь правильного ответа, значит, ты не выдержал испытания и стоишь не 
больше, чем летучая мышь.
     — Спрашивай, мой господин и император, — смиренно попросил Кнопс.
     Нерон снова лег. Сделал вид, что зевает, и вдруг в упор спросил:
     — Кто я такой?
     Кнопс с минуту размышлял.
     — Ты — мой друг и повелитель, — ответил он громко, убежденно.
     — Плохой ответ, — зевнул Нерон, — так может ответить любой. От тебя я жду лучшего.
     — Ты — император Нерон-Клавдий Цезарь Август, — на этот раз неуверенно ответил 
Кнопс. Это был уже второй из трех предоставленных ему ответов.
     — Еще хуже, — презрительно сказал Нерон. — Это знает всякий. Дешево, как мелкая 
монета.
     Этим он, быть может, бессознательно навел Кнопса на след. Кнопс вспомнил о золотой 
монете с двойным изображением и на этот раз без колебаний, с бьющимся сердцем, 
но с уверенностью в успехе дал третий ответ:
     — Ты — мой император Нерон-Клавдий-Теренций.
     Еще не кончив, он испугался дерзости того, что сказал. Но голова на подушке 
улыбнулась, и по этой улыбке Кнопс увидел, что дал именно тот ответ, которого ждал от него 
Нерон-Теренций.
     И в самом деле Нерон хоть и молчал, но улыбался все более довольной, веселой улыбкой.
     «Кнопс, действительно, знает очень много, — признал он. — Кнопс понял, что родиться 
Нероном — это немало, но еще больше — самому из Теренция сделаться Нероном». Он 
потянулся, сказал:
     — Подойди-ка поближе, Кнопс. Ты молодец.
     В Кнопсе все радовалось и ликовало. Это была труднейшая задача из всех, перед 
которыми ставила его судьба, и он решил ее превосходно. Теперь уже он наверняка завладеет 
уловом: деньги старого откупщика Гиркана уже все равно что в руках маленького Клавдия 
Кнопса.
     Он подошел к постели Нерона, с сердцем, полным преданности императору и господину.
     — Ты любишь меня больше, чем Требона? — сказал он настойчиво. — Его ты не внес в 
список, — заметил он с гордостью. — Он не стоит этого. Скажи, ты любишь меня больше?
     Нерон вместо ответа похлопал его по руке. Затем ударил в ладоши:
     — Эй, кто там, позвать Требона!
     Лениво вытащил он из-под подушки список и зачеркнул имя Кнопса так, чтобы тот видел. 
Затем — все в присутствии Кнопса — принял ванну, весело болтая о всякой всячине.
     Когда явился Требон, он выслал всех, кроме Кнопса.
     — Вот список, мой Требон, — сказал он. — Здесь триста девятнадцать имен, но одно 
зачеркнуто. Зачеркнутое не в счет. Остается, значит, триста восемнадцать. Теперь ничего 
больше не прибавлять и не вычеркивать. С теми, кто включен в список, поступить, 
как мы договорились. Срок — ночь на пятнадцатое мая.
     Он зевнул, повернулся на бок, и оба осторожно удалились, чтобы не потревожить его.
     
     19. В НОЧЬ НА ПЯТНАДЦАТОЕ МАЯ