|
Он уже собирался отпустить их, как вдруг его взгляд упал на человека, которого он
до сих пор не замечал. Человек этот стоял с замкнутым выражением лица, высокомерно подняв
брови над близорукими серыми глазами, слегка скривив рот, скорее удивленно,
чем возмущенно. Опять, как в то утро, четырнадцать лет тому назад,
Варрона изумило горделиво-недовольное лицо с блекло-розовой кожей и рыжеватыми
волосами. Да, именно так выглядел император Нерон, его император, когда он замыкался в
себе. Именно так он воспринял бы рассказ об этом оскорблении, если бы он еще жил, если бы
Варрон мог ему рассказать. Вот с таким же капризным и вызывающим выражением он
выпячивал вперед толстую нижнюю губу: делайте, что хотите, — меня ведь это не касается...
Варрон вспомнил, как Нерон забавлялся обезьяньим искусством этого человека, как
заставлял прыгать его вместе со своей обезьяной. И Варрон усмехнулся про себя. Но еще
прежде, чем внутренняя усмешка отразилась на его лице, он стер ее, и на какую-то долю
секунды его живое лицо окаменело, точно маска.
В это мгновение ему привиделось многое.
Затем он снова повернулся к своим клиентам. Незаметно он втянул теперь в беседу
человека с близорукими серыми глазами. Начал выказывать к нему
интерес. Усиленный интерес. Наконец, развернул перед этим маленьким горшечным мастером,
жившим его милостями, все чары своего обаяния, которые он обычно пускал в ход лишь перед
восточными царями, жрецами да еще разве перед женщинами.
Он хитро выведал у него все самое сокровенное. Он так растормошил польщенного
Теренция, что тот заговорил с ним, как с равным, стал излагать
ему свои взгляды на жизнь, политику, искусство. Сердце Теренция принадлежало театру. Он
заговорил об артисте Иоанне из Патмоса, который давно уже ушел со сцены и тихо жил
в Эдессе в качестве частного лица. Теренций много лет тому назад видел Иоанна в Антиохии в
роли Эдипа. Его, Теренция, откровенно заявил он, разочаровало столь прославленное искусство
этого человека. Теренций сам занимался литературой и театром, как, быть может,
известно его покровителю, сенатору; он помнит наизусть целые страницы из классиков, он
много думал об Эдипе и, например, о том, как нужно произносить большую речь
Эдипа, начинающуюся словами: «Что здесь
свершилось, было справедливо, в противном ты меня не убедишь». Он разболтался вовсю, но
вдруг спохватился, испугавшись своей смелости, — он боялся увидеть если не издевку,
то, по крайней мере, усмешку на лице сенатора. Однако
ничего подобного не случилось. Варрон слушал его с совершенно серьезным видом, затем
пригласил в ближайшие дни пообедать с ним и подробно изложить
ему свои идеи и прежде всего свое мнение о правильном чтении упомянутых стихов Эдипа.
Теренций, почти удрученный таким счастьем, испытывал в то же время некоторое
беспокойство. Его не удивляло, что им интересуются, он был образованным
человеком, с самостоятельным кругозором, с значительными идеями. Но когда с ним
разговаривал человек такого сана, как сенатор, его против воли охватывали почтительность,
преданность, легкий страх. Ведь, в конце концов, его отец был еще
рабом в семье Варрона. И когда теперь Варрон пригласил Теренция в ближайшие
дни пообедать с ним и подробнееизложить ему свои взгляды, к его восторгу примешивалась
захватывающая дух боязнь, почти как в те времена, когда император Нерон требовал его к себе.
Варрон, отпустив своих клиентов, еще раз достал расписку в получении шести тысяч
сестерций налога, взял ее в руки и, держа на некотором отдалении от глаз — он становился
дальнозорким, — стал ее изучать буква за буквой. На обратной стороне
листка он провел черту и, разделив таким образом лист на две графы, надписал очень мелко:
«Прибыль», «Убыток», и в графу «Прибыль» занес: «Некая идея». Затем
он открыл в стене тщательно замаскированную дверцу и из тайника достал ларец. Ларец был
небольшой, но очень ценный, работы Мирона, с изображением подвигов аргонавтов. Варрон
повсюду возил этот ларец с собой. Он отпер его, достал бумаги, находившиеся в нем, нежно
погладил их. Здесь было весьма доверительное письмо к нему Нерона и
стихи, посвященные ему императором, здесь было письмо покойного царя парфянского,
Вологеза, в котором повелитель парфян благодарил Варрона и выражал
свое восхищение той мудростью, с которой Варрон способствовал окончанию войны между
Римом и парфянами. Здесь же
было несколько секретных строк, набросанных фельдмаршалом Корбулом, который вел эту
войну на стороне римлян и, несмотря на победу, кончил плачевно. И многое другое было в
|
|