|
4. ДЕРГУНЧИК ВЫПРЯМЛЯЕТСЯ
В конце апреля, во время обычной инспекционной поездки, губернатор Цейон решил
отправиться в Эдессу и сделать смотр римскому гарнизону, с пребыванием
которого городу приходилось мириться в силу «договора о дружбе», заключенного с римским
императором.
За короткий период пребывания на посту губернатора Цейон еще более укрепился в своих
взглядах на Восток. С этим Востоком, говорили ему, нельзя справиться, если держаться
традиционной жесткой римской линии; эта страна, мягкая и скользкая, как
угорь, увертывается от всякого грубого прикосновения. Это верно, что добрые римляне —
Помпей, Красс и многие другие — сломали себе зубы на этом мягком Востоке. Но римские
методы были слишком прямолинейны только для тогдашнего времени; теперь, имея у себя в
тылу замиренную провинцию Сирию и семь легионов, можно было позволить себе показать
римский кулак проклятой восточной сволочи.
— Любопытно знать, мой Цейон, — сказал ему, скептически улыбаясь, император Тит
на прощальной аудиенции на Палатине, — как вы теперь справитесь с нашим милым
Востоком?
Цейон выпрямился.
— Клянусь Юпитером, ваше величество, Цейон справится.
Город Эдесса встретил наместника императора корректно и с почетом. Царь
Маллук прислал подарки: ковры, жемчуга, отборных рабов и рабынь. Маленький,
неестественно прямой Цейон принимал приветствия от властей. На
своем жестком греческом языке произносил он скрипучим голосом предписываемые этикетом
вежливые ответы.
Варрон, снова удалившийся вскоре после визита к губернатору в свои владения под
Эдессой, с удовольствием предвкушал новую встречу со своим старым другом-врагом; но ни на
официальных приемах, ни во время смотра войск не представилось случая для новой беседы.
Лишь на третий день после пиршества,
данного Цейоном в честь виднейших граждан Эдессы, поздно вечером они улучили часок для
разговора наедине.
И вот они сидят во флигеле дворца, предоставленного в распоряжение
губернатора царем Маллуком, — в маленькой, по-арабски обставленной комнате, с
прекрасными коврами, статуями диковинных звездных богов, с
орнаментами и надписями на чужеземных языках. Тяжелые благоухания
наполняли комнату. Варрон вполне соответствовал этой обстановке, но маленький, напряженно
вытянувшийся губернатор, с его подчеркнуто римской внешностью, производил здесь
странное, почти смешное впечатление, ему было явно не по себе. Варрон, как бы утешая его,
сказал, что к Антиохии трудно привыкнуть, но это только вначале, мало-помалу начинаешь
любить Восток. Он перечислил преимущества Востока, его Востока: легкость жизни, пышность
ее. Он вспомнил о резком выпаде губернатора против Дафне, предместья города Антиохии.
— Согласен, — защищал он свой город, — наша Дафне беззастенчива. Но разве не
великолепно именно это царственное бесстыдство, с которым люди здесь обнаруживают свои
естественные инстинкты и гордятся ими?
Цейон ничего не ответил. Он явно страдал от тяжелых благовоний, наполнявших комнату,
и распорядился раздвинуть ковры, впустить свежий воздух. Теперь Варрон слегка поеживался
от холода, Цейон же почувствовал себя бодрее.
— Было бы все же неплохо для вас, мой Варрон, — сказал он наконец, прервав
молчание, — оторваться от вашей Дафне и хотя бы на короткое время вернуться в Рим.
— Я обстоятельно и серьезно обдумаю ваше предложение, — улыбаясь, ответил
Варрон. — Это, между прочим, один из тех ответов, — прибавил он весело, — которые вам
здесь, на Востоке, придется часто слышать.
Красные пятна на лице губернатора обозначились резче, шутка Варрона, по-видимому,
его рассердила. Он вытянулся, заметно было, что он внутренне напрягается для прыжка, и сухо
сказал:
— Вы знаете, мой Варрон, что завтра я возвращаюсь в Антиохию. Я был бы вам обязан,
если бы вы уладили вопрос об уплате налога, пока я еще здесь, в Эдессе.
— То есть сегодня вечером? — с улыбкой спросил Варрон.
— Да, — деловым тоном сказал губернатор.
Варрон, сидевший на восточный манер, принял еще более ленивую позу.
— Этот вопрос, — сказал он добродушно, — обсуждается на все лады уже столько лет! Да
|
|