Лион Фейхтвангер
Лже-Нерон
     
    Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет 
ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот 
это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти 
о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, 
которые будут после.
    Экклезиаст, 1, 9-11
     
     
     
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВЫШЕНИЕ.
     
     1. ДВА ПОЛИТИКА 
     В этот день — шестого марта — прохожие долго провожали глазами носилки 
сенатора Варрона, направлявшегося во дворец губернатора Сирии, императорской римской 
провинции. Два дня тому назад новому губернатору Цейону торжественно вручены были знаки 
его достоинства — топоры и связки прутьев; замечено было, что сенатор Варрон, самый 
могущественный человек в провинции, не присутствовал на церемонии. И теперь, когда он 
отправился с запоздалым визитом к губернатору, вся Антиохия толковала о том, как уживается 
Варрон с новым сановником.
     Была ясная весна, довольно холодная, с гор дул свежий ветер. Носилки повернули на 
длинную нарядную улицу — главную улицу города. Сенатор Варрон с легкой улыбкой на 
полных губах отметил опытным глазом, что перед многими правительственными зданиями и 
крупными фирмами усердствующие чиновники и 
горожане уже выставили бюсты нового губернатора. Из своих быстро проплывавших носилок 
он оглядывал эти бюсты. На судорожно вздернутых плечах сидела маленькая, сухая, костлявая 
голова. Сколько же лет прошло с тех пор, как 
он видел в последний раз эту голову? Двенадцать, нет, 
тринадцать. Тогда он полон был благожелательного презрения к этой физиономии. Тогда у 
него, Варрона, было место под солнцем. Император Нерон баловал его, а этот 
Цейон, который не сумел стать другом императора, несмотря на свой высокий род и пышный 
титул, не пользовался влиянием и пребывал в постоянном страхе, как бы по 
капризу императора не впасть в немилость. Теперь 
гениальный Нерон гниет в земле. На его месте, на Палатине, сидит император Тит, 
чиновники и военные с узким кругозором правят 
империей, а плюгавенький, всеми презираемый Цейон старательно делает карьеру, 
предопределенную его рождением. Теперь Цейон — губернатор, 
представитель Римской империи — владеет и правит богатой, огромной провинцией Сирией, 
где сам он, Варрон, живет на положении частного лица. Частного лица, ибо его давно уже 
исключили из списка сенаторов, и если люди вокруг него кричат: «Да здравствует сенатор 
Варрон, сиятельный!» — то это простая вежливость.
     Тем не менее, разглядывая бюсты нового губернатора, Варрон и теперь 
испытывал то же легкое, почти добродушное пренебрежение, какое он, ровесник, чувствовал к 
Цейону еще мальчиком. Люций Цейон происходил из богатой древней семьи 
и не лишен был способностей. Но старая глупая история набрасывала тень 
на его род. Один из Цейонов, прадед Люция, семьдесят один год тому назад, в битве против 
некоего Арминия, одним из первых бросил оружие, и у Люция с юности было такое чувство, 
точно на нем лежит долг смыть это пятно с имени своей семьи. Этот худосочный, бескровный 
мальчик уже в десять — двенадцать лет силился придать своему лицу и осанке важность 
и достоинство и, несмотря на свою хилость, с 
судорожной заносчивостью тянулся за другими. Но это вымученное молодечество лишь давало 
повод товарищам потешаться над ним с особенным злорадством. Какое это прозвище 
они дали ему в школе? Сенатор Варрон сдвинул брови, напряженно старался вспомнить, но 
слово никак не приходило на язык.
     Не совсем просто будет после долгих лет, при столь изменившейся 
обстановке встретиться с милейшим Цейоном. Отношения Варрона с правительством 
провинции Сирии были чрезвычайно сложны. В губернаторском дворце его, 
римлянина Варрона, издавна считали опаснейшим противником нынешнего римского режима в