какая-то особенная одержимость; со смесью досады и торжества она рассказала, что у нее опять 
было видение. Под жалобное завыванье собачки Эме перед принцессой снова предстал один из 
великих мертвецов. На этот раз ее посетил кардинал Ришелье, и она с ним говорила. 
Присутствие мертвого кардинала заметили все собравшиеся; для менее проницательных 
достаточно ясным знаком послужило поведение собачек, испуганно уступивших дорогу 
покойнику и в страхе поджавших хвосты. Попугай тоже нахохлился и умолк. Принцесса 
пожелала, чтобы гости засвидетельствовали ее рассказ.
     — Не правда ли, господа, нам всем казалось, что перед нами живой кардинал? — 
спросила она.
     — Это было сладостно-жутко, — отозвался из-за огромного стола своим мощным голосом 
граф Жюль Полиньяк, муж Габриэль. — Принцесса, несомненно, беседовала с кардиналом, — 
продолжал он, скрывая иронию под хорошо разыгранной серьезностью, — но, пожалуй, у 
мертвого преосвященства не столь значительный вид, как у живого.
     Как и вся Сиреневая лига, Туанетта снисходительно относилась к причудам принцессы 
Роган — к ее зверинцу и к ее видениям. Однако в этих видениях было что-то странно 
притягательное для свободомыслящих друзей принцессы, которые, правда, подтрунивали над 
нею, но любили обсуждать высказывания мертвецов и сами чуть-чуть верили в подобные 
чудеса.
     У принцессы Роган было красивое, худощавое, поблекшее лицо с большими 
беспокойными глазами; в ее речах и жестах чувствовалась какая-то фанатическая горячность. 
Муж, которого она страстно любила, грубо ею помыкал, и принцесса искала прибежища у 
мертвецов. Она была богата и часто устраивала в своем доме, всегда полном собак и кошек, 
пышные приемы. Умные замечания, которые обычно делала принцесса, могли кого угодно 
поставить в тупик. Для своих друзей она не жалела ни денег, ни времени, и обычно 
недоброжелательное общество Парижа и Версаля относилось к ее чудачествам с благодушной 
насмешливостью.
     С Туанеттой поздоровался принц Карл.
     — Вы прекрасно сделали, милая свояченица, что последовали моему совету, — сказал 
он. — Итак, давайте возьмем реванш.
     Принцу Карлу, младшему брату короля, едва исполнилось двадцать лет. В отличие от 
своих непомерно толстых старших братьев, Луи и принца Ксавье, Карл был красив и строен; 
повеса, готовый на любую проказу, принц Карл был непременным участником, даже 
вдохновителем развлечений Туанетты.
     Туанетта покосилась на карточный стол, прислушалась к тихому звону монет, к глухому 
шелесту открываемых карт. Но она совладала с собой.
     — Нет, — сказала она, — сегодня я не стану играть. Я пришла только, чтобы всех вас 
увидеть. У меня был трудный день — месса, прием послов. Но я все-таки пришла. — И она 
окинула зал сияющим взором.
     Однако вскоре она почувствовала, что не в силах долее глядеть на соблазны карточного 
стола. Обняв за плечи свою подругу Габриэль, она повела ее в соседнюю комнату — маленький 
кабинет.
     Маркиз де Водрейль, самый видный из мужчин Сиреневой лиги, несколько обособившись 
от остальных гостей, сидел на диване рядом с невесткой Габриэль Дианой Полиньяк, сестрой 
графа Жюля. Глядя на обеих дам, медленно и грациозно пересекавших большой зал, он хотел 
было бросить им вслед любезно-шутливую фразу, но тут же нашел, что это безвкусно, и 
удовлетворился тем, что проводил их насмешливой улыбкой и жадным, продолжительным 
взглядом. Непринужденно беседуя с Дианой Полиньяк, он с опытностью знатока снова 
мысленно сравнивал Туанетту и Габриэль. Туанетта молода и весела, лицо ее по-детски 
беззаботно отражает каждое душевное движение; как и всегда, Водрейля привлекало и злило 
удивительно надменное выражение, которое придавали этому детскому лицу габсбургские 
черты — чуть отвисшая нижняя губа и орлиный изгиб носа. У Габриэль такой же высокий лоб, 
как у Туанетты, но из-за черных бровей ее синие, широко расставленные, слегка заспанные 
глаза кажутся гораздо более яркими, линия ее чуть задранного носа обворожительна, а черные 
как смоль волосы придают лицу этой двадцативосьмилетней женщины особую белизну. 
Бесчисленные поклонники Габриэль восхищаются «небесной чистотой» ее лица. Водрейль 
усмехнулся, подумав о том, что скрывается за этой ангельской наружностью.
     Туанетта и Габриэль расположились в маленьком кабинете. Портьера, отделявшая 
кабинет от гостиной, была отдернута, так что оттуда их видели. Поэтому Туанетта старалась 
владеть своим лицом и все время сохранять самую любезную улыбку; но из улыбавшегося рта 
лились горькие жалобы. Хорошо, если от нее этого требуют, она готова быть благоразумной и