будет и дальше тащить нашу борону. Если он не перестанет ее тащить — это не моя заслуга. 
Мне нужно было солгать, — продолжал раскаиваться Франклин, — мне нужно было сказать 
мосье, что без его поставок и без его красноречия мы бы уже давно сложили оружие. Мне 
следовало быть вежливым. Так будь же ты умнее, мой мальчик, и не бери примера со своего 
деда.
     
     
     Зимние дни были по-прежнему заполнены докучливыми делами. Сайлас Дин присылал 
поставщиков и судовладельцев, предлагавших свои услуги, и настойчиво требовал, чтобы 
Франклин вступил в более тесную связь с Бомарше. Доктор Дюбур присылал поставщиков и 
судовладельцев, предлагавших свои услуги, и настойчиво требовал, чтобы Франклин не имел 
никаких дел с Бомарше. Оба присылали также людей, желавших получить рекомендации для 
поездки в Америку. Артур Ли придирался к любому устному и письменному слову Франклина. 
Франклин выслушивал доктора Дюбура, Сайласа Дина и Артура Ли, давал любезные, ни к чему 
не обязывающие ответы и предоставлял делам идти своим чередом.
     Граф Вержен рекомендовал ему показать обществу, что он, Франклин, преследует 
научные, а не политические цели. Этот совет Франклин с удовольствием выполнял. Он посещал 
многочисленные библиотеки — Королевскую, Сент-Женевьев, Мазарини, — и везде его 
принимали с величайшим почетом.
     Он появился и в Академии. Он был членом этого исключительного объединения, 
принадлежать к которому ученые всего мира считали величайшей честью. Только семь членов 
Академии были нефранцузы, Франклин был единственным американцем.
     Франклин появлялся в Академии и во время прежнего своего пребывания в Париже. Но 
теперь, когда он претворил свою философию в жизнь, его визит привлек к себе еще больше 
внимания. Его представили доктора Леруа и Левейар. Из сорока академиков присутствовали 
тридцать один, все хотели познакомиться с ним, у всех нашлись для него 
взволнованно-почтительные слова.
     Затем академики перешли к повестке дня. Сначала с докладом об эволюции нравов 
выступил д'Аламбер, который несколько раз с уважением упомянул имя Франклина. Франклин 
владел французским языком еще недостаточно свободно, он с трудом улавливал подробности 
доклада. Однако на этот раз он избежал того конфуза, какой случился с ним во время его 
последнего пребывания в Париже. Тогда он, не пытаясь понять доклады, решил слепо следовать 
примеру остальных — смеяться, когда все смеются, и аплодировать, когда все аплодируют; и 
однажды, когда докладчик его хвалил, он вместе со всеми с воодушевлением захлопал в 
ладоши. Вообще же доклады не представляли для него особого интереса. Седен  говорил о 
Фенелоне , Ла Гарп  читал из эпической поэмы «Фарсалня» , Мармонтель  говорил о 
миграции кельтов. Франклин слушал всех с подобающим внимательным видом, с трудом 
превозмогая желание закрыть глаза; несколько раз ему очень хотелось почесаться. Его 
страдания окупались постольку, поскольку каждый докладчик стремился связать труды и 
личность Франклина с темой своего доклада, что вызывало множество натяжек и забавляло 
польщенного гостя. Под конец вице-президент Академии, великий экономист мосье Тюрго, 
предложил отметить присутствие Франклина в протоколе заседания, и академики приняли 
соответствующее постановление.
     Все эти дела Франклина, в меньшинстве своем приятные и в большинстве неприятные, 
пришлись на сырую, холодную парижскую зиму, и неуютная теснота Отель-д'Амбур вконец 
отравляла ему жизнь. Он чувствовал себя разбитым и мечтал о переселении в Пасси, в «свое» 
Пасси, как он уже его называл. Но ремонт и переустройство Отель-Валантинуа никак не 
подходили к концу.
     По крайней мере, из-за океана поступали теперь отрадные известия. Генерал Вашингтон, 
перейдя в наступление, форсировал Делавэр и одержал победу над крупными силами 
захваченного врасплох врага. Через несколько дней он разгромил английского генерала 
Моугуда у Принстауна и заставил его отступить к Нью-Йорку.
     Опытный пропагандист, Франклин умел извлекать из счастливых вестей максимальную 
пользу. Во всех газетах благодаря его хлопотам появились статьи, полные торжества и смелых 
прогнозов по поводу одержанных побед.
     Все восхищались американцами, а вскоре доктор почувствовал приятные последствия 
этих успехов. Считая, что в Париже Франклин не дает ему ходу, Артур Ли после победы 
Вашингтона решил поехать в Испанию, чтобы отстаивать там дело Соединенных Штатов 
независимо от своих коллег. Франклин поспешил добыть Артуру Ли необходимые 
рекомендации и документы; крепко пожав ему руку, пожелав счастливого пути и долгой,