пусть даже в скромном чине полковника, я отказался ради вас, мадам. Я пожертвовал 
призванием солдата ради славы вашего Трианона. А вы не можете исполнить даже самой 
маленькой моей просьбы. Неужели вы не понимаете, что дело идет о вас самих, обо всей 
Франции? Вы же видите, к чему это приводит, когда трусов и идиотов ставят во главе армии и 
флота. Сражение возле Уэссана! Я не в силах долее быть свидетелем этого. Я мужчина и 
француз. Я требую назначить меня командующим вооруженными силами в Бретани. Обездолив 
меня в любви, — добавил он мрачно, — дайте мне, по крайней мере, возможность утолить 
жажду славы на войне.
     — Вы сами во всем виноваты, Франсуа, — сказала Туанетта. — Вы уволили Сен-Жермена 
и посадили на его место этого Монбарея. А теперь Монбарей не отдает вам Бретани.
     — Монбарей, — презрительно сказал Водрейль, — такие колючие сорняки надо 
вырывать, не долго думая. — И, видя, что Туанетта молчит, он добавил: — Я ничего не имею 
против того, чтобы болваны занимали ответственные посты в мирное время. Но во время войны 
военным министром следует назначать такого человека, который в состоянии отличить 
географическую карту от узора на ковре.
     Туанетта быстро поднялась. Она решилась.
     — Послушайте, Франсуа, — сказала королева, — мне очень хочется помочь вам, но в 
моем положении я вынуждена соблюдать осторожность. Спросите у Лассона, мне нельзя 
волноваться. Я непременно поговорю с Луи, но только, когда почувствую, что мне это не 
повредит.
     С этим он и ушел.
     
     
     Хотя конфликт между Австрией и Пруссией из-за баварского наследства все обострялся, в 
Вене не рассчитывали на помощь Туанетты. Правда, Иосифу очень хотелось написать сестре 
язвительное письмо и напомнить ей о ее долге, но старая императрица запретила ему это. Она 
требовала, чтобы с положением Туанетты считались.
     Тем временем король Фридрих вторгся в Богемию. Тогда Мария-Терезия сама написала 
полное горечи письмо Туанетте. Она понимает, писала императрица, что ее дорогой зять за 
собственными сложными делами забыл об Австрии. Однако теперь она, императрица, без 
всякой вины втравлена в новую войну с исконным своим врагом. Ее подданным снова суждено 
терпеть несказанные муки, а ей остается только проводить ночи в слезах и в молитвах. Ее 
дорогая дочь поймет, что в такой беде она вынуждена обратиться к ней.
     Императрица поручила также своим эмиссарам в Париже внушить Туанетте, чтобы она 
серьезно и настойчиво поговорила с Луи и убедила его не усугублять зло своей 
нерешительностью. Пусть они внушат ей, что следует говорить и о чем молчать. Но в приписке 
старая императрица все-таки попросила: «Только не говорите с девочкой чересчур сурово, мой 
дорогой маркиз, помните о положении моей дочери и будьте мягки и осторожны в своих 
наставлениях».
     Узнав о вторжении Фридриха в Богемию, Туанетта всполошилась. Еще ребенком она 
слышала жалобы и проклятья по адресу прусского тирана, который принес столько горя всему 
миру, а габсбургским землям особенно. Пора бы уж ему угомониться, после того как он 
похитил у ее доброй матери Силезию; а он в своей неуемной алчности опять напал на бедную 
женщину. Туанетте было жаль мать, и гордость ее страдала, оттого что она не сумела 
предотвратить беды.
     Мерси и аббат Вермон застали ее в слезах. Все ее обиды на Иосифа были забыты. С 
печалью и жалостью вспоминала она своего брата, своего «Зепля».
     — Разве это не ужасно, месье? — то и дело спрашивала она послов своей матери. — Разве 
не ужасно все, что сделал нам этот злой старик?
     Аббат Вермон открыл свой огромный рот.
     — Ваша обязанность, мадам — произнес он, — вмешаться. Это бесспорный случай, 
предусмотренный четвертым пунктом договора о союзе: на Австрию напали. Вы должны 
объяснить вашему августейшему супругу, что он, как союзник и партнер по семейному пакту, 
обязан прийти на помощь императору. Христианнейший король не может безучастно взирать 
на то, как ваша мать и ваш брат подвергаются нападению прусского тирана. Вашим родным 
навязали войну, мадам. Христианнейший король не вправе оставлять вас и ваших близких в 
беде.
     Тут вмешался Мерси и попросил Вермона не волновать Туанетту.
     — Вы же видите, мой дорогой аббат, — сказал Мерси, — наших увещаний вовсе не 
требуется. — И с отеческой заботливостью посоветовал Туанетте: — Не пускайтесь, прошу вас,