|
вошла Туанетта и небрежно извинилась. Она была высокомерно любезна.
Туанетта тщательно изучила комедию Седена «Непредвиденное пари». Побывав на
спектаклях этой пьесы в «Театр Франсе» и «Комеди дез Итальен», она внимательно следила за
исполнением и полагала, что знает каждое слово, каждую фразу. Однако теперь она убедилась,
что многого не уловила. Дезире показала ей, почему одна реплика действует сильней, когда ее
«бросают», а другая — когда ее «подают». Туанетта быстро поняла. Она пришла в восторг и
по-детски восхищалась мастерством Дезире. Дезире благодарила вежливо, не скрывая, что
привыкла к подобным похвалам.
Она показала Туанетте, как надо справляться с трудными местами в пьесе. Она терпеливо
произносила фразу десять, двадцать раз подряд и заставляла Туанетту повторять ее двадцать,
пятьдесят раз. Одна фраза никак не получалась, и Туанетта засмеялась с досадой.
— Да, мы только дилетанты, — сказала она.
— Вашему величеству угодно, чтобы я относилась к вам как к дилетантке? — вежливо
спросила Дезире.
— Нет, у меня должно получиться, должно! — заявила Туанетта и покачала ножкой.
Дезире и в следующие дни оставалась усердной учительницей, избегающей всего, что не
относится к делу. Часто случалось, что Туанетта заставляла долго себя ждать и надолго
задерживала актрису после условленного времени. Однажды Дезире пришлось сказать, что если
они немедленно не прервут занятий, то вечером ее роль будет исполнять мадам Моле.
— Вас вознаградят, моя милая, — сказала Туанетта.
— Это невозможно, мадам, — любезно и сухо возразила Дезире.
При всем при том Туанетта продолжала с очаровательной откровенностью и наивностью
показывать Дезире, как она восхищена ее искусством. Но Дезире любила Туанетту не за ее
приветливость и ненавидела не за надменность.
Иногда ей доставляло удовольствие показать королеве, что значит работать. Она
заставляла ее по десять раз повторять одну и ту же фразу, чтобы в конце концов
констатировать, что текст перевран. Туанетта старалась припомнить точный текст, но затем
сдавалась и спрашивала:
— Неужели это так важно, написано ли здесь «итак» или «так вот»?
— Разумеется, — твердо отвечала Дезире, — текст автора священен.
— Автора Седена? — спросила Туанетта.
— Да, и автора Седена, — ответила Дезире.
— Как вам удалось так натренировать свою память? — полюбопытствовала Туанетта.
— Когда я была ученицей театральной школы, — ответила Дезире, — я обязана была
ежедневно заучивать пятьдесят стихов Корнеля, Расина или Мольера.
— Ваше время, моя милая, — со вздохом сказала Туанетта, — не было так заполнено
церемониями.
— Нет, мадам, — отвечала Дезире, — я была девочкой на посылках в магазине кружев
мадам Менье. Мосье Робек из любезности давал мне уроки бесплатно. Мы оба были очень
заняты, я — часто утомлена, он раздражен. Он становился очень неприятен, если я неправильно
заучивала свои пятьдесят стихов.
— Он вас наказывал? — спросила Туанетта.
— Да, — сказала Дезире, — мне приходилось тогда на следующий день запоминать сто
стихов вместо пятидесяти. А иногда он давал мне подзатыльник.
Дезире не стала рассказывать королеве, что с ее обучением сценическому искусству были
связаны и многие другие неприятные вещи. Что она должна была спать со своим учителем, это
казалось ей вполне естественным. Гораздо хуже было то, что ревнивая мадам Робек исцарапала
ее и вцепилась ей в волосы. Да и мать Дезире, которая была женщиной нравственной, порола
ее, если мосье Робек позволял себе вольности.
— Зато благодаря этому вы, кажется, необычайно развили свою память, — заметила
Туанетта. — Я тоже буду упражнять память, — заключила она, — я буду ежедневно заучивать
по двадцати стихов Расина или Корнеля.
Здоровое человеческое чутье подсказывало Дезире, что женщина, даже с короной на
голове, остается женщиной. Бывают случаи, болтали в кабачках Франции, когда и королева
ничем не отличается от служанки. А после того, как Дезире оказалась свидетельницей встречи
Франклина с дамой в синей маске, ей стало ясно, что эта королева при всем ее природном
обаянии довольно вздорная женщина, к тому же одержимая высокомерием, которое ей, Дезире,
казалось попросту глупым. И все-таки Дезире не могла окончательно избавиться от чувства
благоговейной робости, которое благодаря стараниям церкви, властям и школы, слилось с
понятиями «король», «двор», «Версаль». Правда, теперь, когда она так долго и так близко
|
|