Правда, никто не сомневался, что Конгресс ратифицирует и уже ратифицировал пакт без этого 
дополнения. Утерянный документ имел, таким образом, только научную историческую 
ценность, но все-таки, — господа Артур, Вильям Ли и Ральф Изард настойчиво старались 
втолковать это Франклину, — все-таки лицо, по вине которого затерялся такого рода документ, 
не могло быть секретарем посольства. С самого начала было ясно, что семнадцатилетний 
юноша — неподходящий кандидат на такую должность. Разве он и раньше не проявлял такую 
нерадивость и небрежность? Разве, например, не по его вине проект пакта лежал на виду у 
французов?
     — Следовало ли вообще, — заключил эти обвинения Ральф Изард, выступая от имени 
всех своих коллег, — следовало ли вообще назначать секретарем посольства именно мистера 
Вильяма Темпля Франклина?
     Он сделал ударение на фамилии молодого человека, и всем было ясно, что он имеет в 
виду. В последнее время английские газеты наперебой славили отца молодого Вильяма, 
губернатора Вильяма Франклина, который, несмотря на все мучения, претерпеваемые им в 
плену у мятежников, оставался верен своему королю. Газеты глумились над великим бунтарем 
Франклином, который даже родного сына не мог убедить в правоте своего дела.
     Доктор Франклин спокойно выслушивал упреки своих молодых коллег. Но когда они 
привели последний аргумент, он рассердился.
     — Так, значит, надо было оставить мальчика с отцом? — спросил он. И в словах его 
прозвучало столько возмущения и боли, что остальные замолчали.
     Первым заговорил Джон Адамс.
     — Вы хватили через край, мистер Изард, — упрекнул он коллегу, и Ральф Изард тотчас 
же извинился.
     — Глубоко сожалею, если обидел доктора Франклина.
     Инцидент закончился тем, что Франклин стал выплачивать из собственного кармана 
жалованье Вильяму Темплю и взял еще одного секретаря, рекомендованного коллегами, 
некоего француза — мосье де ла Мотта. Де ла Мотт производил впечатление человека 
добросовестного и преданного американцам, но Франклину постоянно чудилось, что француз 
шпионит за ним.
     
     
     После заключения договора в Париже только и было разговоров: «Франклин, Франклин». 
Пьер и его заслуги были забыты. Это удручало верного Филиппа Гюдена. Облачившись в халат, 
подаренный ему Пьером, он устроился в углублении своего роскошного письменного стола и 
принялся писать. Он сочинял «Жизнеописание великого современника». Не называя имен, он 
описывал политические, коммерческие и литературные заслуги своего друга в таком свете, что 
каждому сведущему человеку было ясно, о ком и о чем идет речь. Правда, заслуги «старика в 
саду» признавались тоже, но туманно намекалось и на опасные черты характера этого старика. 
Далее автор сравнивал достижения «старика в саду» с достижениями «великого современника», 
о котором шла речь в «Жизнеописании», и тут «современнику» отдавалось предпочтение. 
«Придет день, — заканчивалось это краткое произведение, — когда мировая история 
справедливо распределит свет и тени».
     Филипп Гюден прочитал свое сочинение и остался доволен. Подобно Гераклиту  или 
Лукрецию , он вынужден был писать намеками; правда, он не обладал мрачной мощью этих 
авторов, но все-таки его маленький опус мог смело сравниться с историями какого-нибудь 
Роллена .
     Гюден опасался, что Пьер может не позволить опубликовать «Жизнеописание». Пьер 
благороден и, наверно, не захочет компрометировать «старика в саду». Поэтому Гюден 
потихоньку от друга напечатал брошюру, на собственный счет и под свою ответственность, и 
послал ее всем, кого она могла заинтересовать, в том числе и «старику», обитателю сада.
     После этого, гордый и счастливый, он преподнес книжечку тому, в честь кого она была 
сочинена.
     Пьер полистал брошюру и стал читать. Сердце таяло у него в груди. Наконец-то нашелся 
человек, который перечислил и восславил его заслуги, правда, иносказательно, с длинными 
греческими и латинскими цитатами и с малым талантом, но для людей осведомленных 
достаточно ясно. Радовали Пьера и намеки на то, что «старика в саду» переоценили.
     — Никогда бы не подумал, — сказал он, погрозив пальцем, — что вы за моей спиной 
занимаетесь такими опасными делами.
     Гюден улыбнулся и ответил:
     — Кто-нибудь должен же об этом сказать. И раз ни один из наших Плутархов не