|
грозя им тягчайшими наказаниями, как д'Аламбер после этого осторожно отстранился от
участия в издании и как Дидро, продолжая упорно работать, добился наконец напечатания и
распродажи гигантского труда при молчаливом невмешательстве правительства.
Франклин слегка ухмыльнулся, вспомнив о своей встрече с Дидро, к которому много лет
назад явился с визитом. Великий писатель, женатый на шумной, вульгарной женщине, жил
среди ужасающего беспорядка. Он тепло приветствовал гостя и долго беседовал с ним, не
уставая рассказывать о своей работе. Время от времени в комнату заглядывала жена, крича,
чтобы Дидро пошел наконец обедать, но предварительно выпроводил посетителя. Из-за крика
этой вздорной бабы Дидро не смог прочитать ему до конца рукописи, над которой тогда
работал, — этюда о философе Сенеке. Дидро говорил и читал четыре часа кряду, почти не дав
Франклину раскрыть рта, но когда жена гневно и грозно позвала его в последний раз, он
отпустил гостя с такими словами: «Мне было чрезвычайно приятно, доктор Франклин,
познакомиться с вашими взглядами».
Франклин тогда уже понял, а потом еще тверже убедился, что Дидро совершенно
одержим работой. Впрочем, более полезной и более увлекательной работы невозможно было
себе и представить. Трудясь над «Энциклопедией», Дидро все время стоял одной ногой в
Бастилии; он рисковал своей безопасностью, своими удобствами, своей жизнью. Он сделал свое
дело вопреки церкви, вопреки властям, вопреки Сорбонне, вопреки объединенному натиску
всех обскурантов, и вот перед ним, Франклином, лежит «Энциклопедия» — законченная,
осязаемая, кадастр своей эпохи, ее библия, свод ее знаний, кладезь всех воинствующих,
передовых идей, огромный арсенал, дающий разуму все новое и новое оружие для борьбы
против суеверий и предрассудков. Эти тома — пушки, из которых разум обстреливает крепость
привилегированной глупости, мертвой мысли и отжившие свой век институты прошлого. Прав
был тот генеральный прокурор, заявивший парижскому парламенту, что сотрудники
«Энциклопедии» — это сообщники, поклявшиеся насадить материализм, уничтожить религию,
развратить общественные нравы и повсюду утвердить дух независимости. Нельзя было бы
завоевать независимость Америки, не имея на вооружении идей, собранных и
систематизированных в «Энциклопедии».
Глаза Франклина машинально скользили по красиво напечатанным страницам. Он не
думал-о том, что читал; им владела одна мысль — мысль о всемогуществе разума. Писатель
Вениамин Франклин чувствовал гордость за беспримерный писательский труд, зримый и
осязаемый, труд, действенно влиявший на историю земного шара и с каждым днем влияющий
на нее сильней и сильней. Вениамин Франклин был человеком трезвым, но внутри у него все
пело: разум, разум, разум. Перед ним был монумент разума, более долговечный, чем бронза.
Франклин читал французские фразы, но думал он по-английски. Его слегка забавляла
сейчас мысль о том, что в основе великой «Энциклопедии» лежат английские принципы.
Первыми провозгласили знание могучей силой его земляки — англичане, англичанин Фрэнсис
Бэкон . Идея полезности знания родилась и окрепла в воздухе Англии.
Но то, что сделали из английских идей французы, было достойно восхищения. Острая,
последовательная логика, независимость от авторитетов прошлого, блестящая воинственность
мысли — все это принадлежит им целиком. «Вольтера мы дадим миру не так скоро, — думал
он, — придется нам удовлетвориться Франклином. Но зато мы первые, кто не только
исповедовал эти идеи, но и претворил их в жизнь. Мы знаем, когда нужно выжидать и когда —
действовать». В памяти его всплыли глубокомысленные библейские стихи: «Всему на свете
свое время, всему под небесами свой час. Есть время родиться и время умирать, время сеять и
время корчевать, время убивать и время лечить, время молчать и время говорить, время войне и
время миру» . Когда мальчиком он впервые услыхал эти многозначительные стихи, они его
тронули, они запали ему в душу, они стали частью его существа.
Кем бы он ни был — англичанином или французом, теоретиком или человеком
действия, — он чувствовал себя в родстве с людьми, создавшими этот труд. Прорвав границы,
разделяющие нации, они образовали республику ученых, и он, смиренный и гордый, был
гражданином этой республики.
Разум, разум, разум.
Он чувствовал себя признательным этим людям за то божественное удовольствие, которое
доставил ему их скромный, хитроумный метод. Сколько терпения и хитрости потребовалось
Дидро и его сотрудникам, чтобы усыпить цензоров, чтобы, несмотря на бешеные нападки
духовенства и на проклятие генерального прокурора, заставить их посмотреть на это издание
сквозь пальцы и пропустить «Энциклопедию». Разумеется, кое в чем приходилось идти на
уступки. Франклин заглянул в статьи, в которых цензоры с особым рвением должны были
искать крамолу, в такие статьи, как «Христианство», «Душа», «Свобода воли». Здесь все было
|
|