Ленорман желал ими обладать. Например, камин с кариатидами очень подошел бы к 
музыкальному залу его парижского дворца, а портрет Дезире работы Кантона де Латура 
оказался бы как нельзя более на месте в его гардеробной в Этьоле. Тихим, жирным голосом он 
поздравил Пьера с тем, что дела его идут явно лучше, чем он, Шарло, предсказывал. Только на 
какую-то долю секунды, когда он взглянул на Бастилию, в углах его рта появилась едва 
уловимая недобрая улыбка.
     Та, для кого создавалось все это великолепие, — Тереза, казалось, не испытывала особого 
энтузиазма. Ее собственные комнаты, как она и желала, очень простые, были подобны острову 
среди блеска и суеты, да и сама она, сидя за столом с Пьером и его гостями, казалась чужой 
здесь. Но Пьер, к своей радости, видел, что все восхищаются именно этой простотой, этим 
прекрасным спокойствием.
     Первый раз обходя с Пьером новый дом, Жюли принялась было острить. Затем, в восторге 
от богатства и роскоши этого жилья, она неожиданно бросилась брату на шею и воскликнула, 
смеясь и плача:
     — Ты самый великий, самый лучший. Пьеро! Конечно, ты должен был построить этот 
чудесный дом. Ты его заслуживаешь. И, конечно, Тереза к нему больше подходит, чем я.
     Она была безмерно великодушна и хотела во что бы то ни стало отдать Терезе браслет, 
подаренный Пьером.
     — Ах, если бы папа дожил до этого дня, — причитала она в восхищении.
     Пьер, сияя, ходил среди гостей, одолеваемый желанием поделиться со всеми 
переполнявшей его радостью. Он попросил свою молодую, веселую сестру Тонтон, чтобы та 
заказала себе новое платье у мадемуазель Бертен. Своему верному Филиппу Гюдену он 
подарил не только письменный стол с широким вырезом для живота, изготовленный из ценного 
тропического дерева, но и чудесный китайский халат. Кроме того, он послал ему целый воз 
объемистых научных трудов, в том числе, между прочим, многотомную «Всеобщую историю 
занимательных путешествий» Прево — Лагарпа. Тронутый вниманием друга, Гюден с 
удвоенным усердием работал теперь над «Историей Пьера Бомарше», закутавшись в халат и 
поместив свой живот в вырез стола. По мере увеличения объема труда удлинялось и его 
название. Теперь он уже назывался «Правдивое описание жизни и воззрений писателя и 
политика Пьера-Огюстена Карона де Бомарше».
     В глубине души Пьер надеялся, что осмотреть новый дом на улице Сент-Антуан явятся 
также Морепа и Вержен. Они не приехали. Зато явилась графиня Морепа, сопровождаемая 
супругами Монбарей и Вероникой, которая — что случалось с ней редко — попросила взять ее 
с собой. Мадам Морепа взирала на здешнее великолепие не столько благосклонно, сколько 
иронически, задетая тем, что ее Туту не поставил в парке также и ее бюста. Что касается 
военного министра Монбарея, то изобилие этого дома навело его на мысль сказать своей 
приятельнице мадемуазель де Вьолен, чтобы впредь она брала с Пьера больше комиссионных.
     По случаю прибытия графини Морепа к гостям, вопреки обыкновению, вышел и 
Фелисьен. Он преодолел свою застенчивость и попросил у Вероники разрешения показать ей 
парк. Молодые люди сидели на ступенях вольтеровского храма. Они говорили, что Вольтер 
умнейший человек на свете, но что еще более велик Жан-Жак Руссо, соединяющий в себе 
могущественный разум и глубочайшие чувства. Они спрашивали друг друга, когда же повязка 
заблуждений будет окончательно сорвана с глаз человечества. Они мечтали об эпохе свободы и 
разума, начало которому положило освобождение Америки. Фелисьен был счастлив, что, 
несомненно, увидит расцвет этой эпохи, счастлив, что увидит его с Вероникой. Они сидели, 
мечтали, молчали, держались за руки, грезили, пока наконец лакей не доложил, что принцесса 
собирается уезжать.
     Одной из последних приехала Дезире. Полюбоваться новым достижением Пьера ей 
хотелось вместе с товарищами по сцене. Сначала у Пьера была мысль устроить по случаю 
новоселья празднество для всего Парижа. Но, по совету Гюдена, он остановился на более 
достойной идее и решил отпраздновать новоселье, прочитав «Фигаро» актерам «Театр Франсе».
     И вот они пришли, эти самые гордые в мире артисты, пришли, чтобы услышать новую 
пьесу любимого автора. Сначала они осмотрели дом. Суждения их были чрезвычайно 
различны; некоторым роскошь импонировала, но большинство обладало хорошим вкусом и не 
скрывало своего мнения.
     Атмосфера сгущалась, и Пьер хотел уже отменить чтение. Но потом решил: «Что ж, тем 
более». Сначала он читал скверно, однако вскоре разошелся, и если еще недавно 
впечатлительное актерское племя высокомерно над ним подтрунивало, то сейчас оно было 
покорено его мастерством. Все вышло так, как желал Пьер. Им не сиделось на местах, господам 
и дамам из «Театр Франсе». Они вскакивали, заглядывали через плечо в рукопись, просили: