|
правда? — спросил он с гордостью.
И Эмиль, протягивая своему голому господину ночную рубашку, удовлетворенно отвечал:
— Да, теперь мосье снова дашь лет тридцать, не больше.
Планы Пьера относительно дома на улице Сент-Антуан становились все шире и шире, и
когда архитектор Ле Муан указывал ему на то, как дорого обойдется осуществление его
проектов, он отметал эти благоразумные доводы небрежным движением руки.
Между тем положение фирмы «Горталес» нисколько не изменилось к лучшему. Вестей от
Поля все еще не было. Два судна фирмы вернулись из тяжелого плавания со смехотворно
ничтожным грузом американских товаров. Но Пьера это не беспокоило. Он был уверен, что в
недалеком будущем ему заплатят сполна, и его мало трогали новые злопыхательские толки о
состоянии его финансов. Даже когда ему принесли подлую статейку журналиста Метра о
денежном балансе дома «Горталес», он только пожал плечами.
Затем, однако, его осенило, что кое-какие частности, на которые намекала статья, могли
стать известны автору только от его, Пьера, ближайших друзей и компаньонов. Тут было над
чем призадуматься. Он стал размышлять, кто скрывается за этой статьей; догадался, понял.
Шарло злится, потому что он, Пьер, сумел швырнуть ему его несчастные четверть миллиона до
истечения срока векселя. Шарло злится, потому что у него, Пьера, наладились великолепные
отношения с Франклином. Шарло злится, что Дезире… — Пьер схватился за голову. Он уже
много недель не видел Дезире, за ворохом дел он просто забыл о своей лучшей, о своей
умнейшей подруге. Теперь он не мог понять, как это до сих пор не прочитал ей своего Фигаро.
Мысли о Ленормане сразу же улетучились, он не чувствовал сейчас ничего, кроме желания
немедленно увидеть Дезире и рассказать ей о своей пьесе. Он даст ей роль, хорошую, большую
роль, роль камеристки Сюзанны. Пока еще этой Сюзанны у него нет, но она будет, она удастся,
это он знал наперед.
Он поехал к Дезире.
Она встретила его так, словно они расстались только вчера. Рыжеватая, невысокая, очень
стройная, стояла перед ним Дезире, и на ее красивом, смышленом, подвижном лице с чуть
вздернутым носом была написана радость, которую доставило ей его появление.
Он рассказал ей о торжественном приеме у доктора Франклина, о своей уверенности в
том, что дела фирмы «Горталес», имеющие большое политическое значение, окажутся к тому
же очень и очень прибыльными. Она внимательно слушала, над переносицей у нее появилась
вертикальная складка; по-видимому, Дезире не вполне разделяла его оптимизм.
Зато она поверила ему на слово, когда он заговорил о своей пьесе. Он не знал другого
человека, который так понимал бы театр, как она. Он говорил деловито, обрисовал общий
замысел, остановился на ролях и технических приемах, изложил все плюсы и минусы
отдельных сцен, отдельных черт персонажей.
Затем он стал читать. Дезире схватывала все на лету. Она часто его прерывала, задавала
вопросы, отмечала несообразности и слабые места. Только теперь, глядя на Дезире и беседуя с
ней, он понял, какой должна быть камеристка Сюзанна: смышленая, дерзкая, остроумная, она
должна быть достойной партнершей Фигаро. Дезире сразу увидела, куда он клонит, она стала
подсказывать ему и помогать, у обоих возникали идеи, фразы, реплики.
Так они работали долго. Они понимали друг друга с полуслова; увлеченные делом, они
глядели друг на друга смеющимися глазами, он приходил в восторг от ее находок, она — от его
находок.
Когда она наконец сказала: «Ну, пожалуй, довольно», — он не стал рассыпаться в
благодарностях, он просто потянулся к ней, она бросилась к нему, они смеялись и были
счастливы.
Позднее, но именно позднее, ему пришло в голову, что в графе Альмавива он изобразил
не только министра Вержена и некоторых других своих версальских знакомых, но в первую
очередь своего дорогого друга Шарля Ленормана д'Этьоля.
Без видимой связи он сказал:
— Я вернул Шарло его деньги до истечения срока векселя.
— Ты поступил не очень умно, — сказала после короткой паузы Дезире и на мгновение
нахмурилась.
Ее отношения с Шарло усложнились еще более. Эта связь была ей нужна не только для
карьеры: Дезире по-своему любила Шарло. Она страдала из-за этого трудного человека,
насколько вообще способна была страдать. Будь он, подобно многим другим ее великосветским
приятелям, глуп, пуст и жесток, она бы просто спала с ним и не очень-то пеклась о нем. Но
знание людей, которым обладал этот мрачный сластолюбец, его враждебность к людям — вот
что притягивало ее и отталкивало. Вне всякого сомнения, он ее любил, но, вместо того чтобы
|
|