серебрились знакомые прозрачные купола,  виадуки  и  спиральные  спуски.
Совсем рядом с запада по-прежнему возвышалась стена.
     Кто-то тронул меня за колено,  и  я  вздрогнул.  Возле  меня  стоял
маленький мальчик с глубоко посаженными горящими глазами.
     - Тебе что, малыш? - спросил я.
     - Твой аппарат поврежден? - осведомился он мелодичным голосом.
     - Взрослым надо говорить "вы", - сказал я наставительно. Он очень
удивился, потом лицо его просветлело.
     - Ах да, припоминаю. Если мне не изменяет память, так было принято
в   Эпоху  Принудительной  Вежливости.  Коль  скоро  обращение  на  "ты"
дисгармонирует с твоим эмоциональным ритмом,  я готов  удовольствоваться
любым ритмичным тебе обращением.
     Я не нашелся,  что ответить,  и тогда он присел на  корточки  перед
машиной,  потрогал ее в разных местах и произнес несколько слов, которых
я совершенно не понял.  Славный это  был  мальчуган,  очень  чистенький,
очень здоровый и ухоженный, но он показался мне слишком уж серьезным для
своих лет.
     За стеной  оглушительно затрещало,  и мы оба обернулись.  Я увидел,
как жуткая чешуйчатая лапа о восьми пальцах ухватилась за гребень стены,
напряглась, разжалась и исчезла.
     - Слушай, малыш, - сказал я, - что это за стена?
     Он обратил на меня серьезный застенчивый взгляд.
     - Это  так  называемая  Железная  Стена,  -  ответил  он.  -   К
сожалению, мне неизвестна этимология обоих этих слов, но я знаю, что она
разделяет два мира - Мир  Гуманного  Воображения  и  Мир  Страха  перед
Будущим.  - Он помолчал и добавил: - Этимология слова "страх" мне тоже
неизвестна.
     - Любопытно,  - сказал я.  - А нельзя ли посмотреть?  Что это за
Мир Страха?
     - Конечно, можно. Вот коммуникационная амбразура. Удовлетвори свое
любопытство.
     Коммуникационная амбразура   имела  вид  низенькой  арки,  закрытой
броневой дверцей.  Я подошел и нерешительно взялся за  щеколду.  Мальчик
сказал мне вслед:
     - Не могу не предупредить.  Если там с тобой что-нибудь  случится,
тебе придется предстать перед Объединенным Советом Ста Сорока Миров.
     Я приоткрыл дверцу.  Тррах! Бах! Уау! Аи-и-и-и! Ду-ду-ду-ду-ду! Все
пять  моих  чувств  были  травмированы  одновременно.  Я увидел красивую
блондинку с неприличной татуировкой меж лопаток,  голую  и  длинноногую,
палившую  из  двух  автоматических пистолетов в некрасивого брюнета,  из
которого при каждом попадании летели красные брызги.  Я  услыхал  грохот
разрывов  и  душераздирающий  рев  чудовищ.  Я  обонял неописуемый смрад
гнилого горелого небелкового мяса. Раскаленный ветер недалекого ядерного
взрыва  опалил  мое  лицо,  а  на  языке  я  ощутил  отвратительный вкус
рассеянной в воздухе протоплазмы.  Я шарахнулся  и  судорожно  захлопнул
дверцу,  едва не прищемив себе голову.  Воздух показался мне сладким,  а
мир - прекрасным.  Мальчик исчез.  Некоторое время я приходил в себя, а
потом   вдруг  испугался,  что  этот  паршивец,  чего  доброго,  побежал
жаловаться в свой Объединенный Совет, и бросился к машине. Снова сумерки
беспространственного  времени  сомкнулись  вокруг меня.  Но я не отрывал
глаз от Железной Стены,  меня разбирало  любопытство.  Чтобы  не  терять
времени  даром,  я  прыгнул  вперед  сразу  на  миллион лет.  Над стеной
вырастали заросли атомных грибов,  и я обрадовался когда по мою  сторону
стены снова забрезжил свет. Я затормозил и застонал от разочарования.
     Невдалеке высился громадный Пантеон-Рефрижератор.  С неба спускался
ржавый звездолет в виде шара.  Вокруг было безлюдно,  колыхались  хлеба.
Шар  приземлился,  из  него вышел давешний пилот в голубом,  а на пороге
Пантеона появилась,  вся в красных пятнах пролежней,  девица в  розовом.
Они  устремились  друг  к другу и взялись за руки.  Я отвел глаза - мне
стало неловко. Голубой пилот и розовая девушка затянули речь.