|
- Вот я, Роман Петрович, давно на вас смотрю и никак не могу
понять, как вы можете применять такие выражения к человеку-идеалу.
Идеальный человек ему, видите ли, опасен!
Тут Роман, видимо по молодости лет, потерял терпение.
- Да не идеальный человек! - заорал он. - А ваш
гений-потребитель!
Воцарилось зловещее молчание.
- Как вы сказали? - страшным голосом осведомился Выбегалло. --
Повторите. Как вы назвали идеального человека?
- Й-янус Полуэктович, - сказал Федор Симеонович, - так, друг
мой, нельзя все-таки...
- Нельзя! - воскликнул Выбегалло. - Правильно, товарищ Киврин,
нельзя! Мы имеем эксперимент международно-научного звучания! Исполин
духа должен появиться здесь, в стенах нашего института! Это символично!
Товарищ Ойра-Ойра с его прагматическим уклоном делячески, товарищи,
относится к проблеме! И товарищ Хунта тоже смотрит узколобо! Не смотрите
на меня, товарищ Хунта; царские жандармы меня не запугали, и вы меня
тоже не запугаете! Разве в нашем, товарищи, духе бояться эксперимента?
Конечно, товарищу Хунте, как бывшему иностранцу и работнику церкви,
позволительно временами заблуждаться, но вы-то, товарищ Ойра-Ойра, и вы,
Федор Симеонович, вы же простые русские люди!
- П-прекратите д-демагогию! - взорвался, наконец, и Федор
Симеонович. - К-как вам не с-совестно нести такую чушь? К-какой я вам
п-простой человек? И что это за слово такое - п-простой? Это д-дубли у
нас простые!..
- Я могу сказать только одно, - равнодушно сообщил Кристобаль
Хозевич. - Я простой бывший Великий Инквизитор, и я закрою доступ к
вашему автоклаву до тех пор, пока не получу гарантии, что эксперимент
будет производиться на полигоне.
- Н-не ближе пяти к-километров от г-города, - добавил Федор
Симеонович. - Или д-даже десяти.
По-видимому, Выбегалле ужасно не хотелось тащить свою аппаратуру и
тащиться самому на полигон, где была вьюга и не было достаточного
освещения для кинохроники.
- Так, - сказал он, - понятно. Отгораживаете нашу науку от
народа. Тогда уж, может быть, не на десять километров, а прямо уж на
десять тысяч километров, Федор Симеонович? Где-нибудь по ту сторону?
Где-нибудь на Аляске, Кристобаль Хозевич, или откуда вы там? Так прямо и
скажите. А мы запишем.
Снова воцарилось молчание, и было слышно, как грозно сопит Федор
Симеонович, потерявший дар слова.
- Лет триста назад, - холодно произнес Хунта, - за такие слова я
пригласил бы вас на прогулку за город, где отряхнул бы вам пыль с ушей и
проткнул насквозь.
- Ничего, ничего, - сказал Выбегалло. - Это вам не Португалия.
Критики не любите. Лет триста назад я бы с тобой тоже не особенно
церемонился, кафолик недорезанный.
Меня скрутило от ненависти. Почему молчит Янус? Сколько же можно? В
тишине раздались шаги, в приемную вышел бледный, оскаленный Роман и,
щелкнув пальцами, создал дубль Выбегаллы. Затем он с наслаждением взял
дубля за грудь, мелко потряс, взялся за бороду, сладострастно рванул
несколько раз, успокоился, уничтожил дубля и вернулся в кабинет.
- А ведь в-вас гнать надо, В-выбегалло, - неожиданно спокойным
голосом произнес Федор Симеонович. - Вы, оказывается, н-неприятная
фигура.
- Критики, критики не любите, - отвечал, отдуваясь, Выбегалло.
И вот тут, наконец, заговорил Янус Полуэктович. Голос у него был
мощный, ровный, как у джек-лондоновских капитанов.
- Эксперимент, согласно просьбе Амвросия Амбруазовича, будет
произведен сегодня в десять ноль-ноль. Ввиду того, что эксперимент будет
|
|