все обесточу. В соответствии с законодательством.
     - Ладно, там видно будет. Ты Эдика не встречал?
     - Не  встречал,  - сказал я.  - И не забивай мне баки.  В десять
часов я все обесточу.
     - А я разве против?  Обесточивай, пожалуйста. Хоть весь город.
     Тут дверь приемной отворилась,  и в коридор вышел Янус Полуэктович.
     - Так,  - произнес он,  увидев нас.
     Я почтительно поклонился.  По лицу Януса Полуэктовича  было  видно,
что он забыл, как меня зовут.
     - Прошу,  - сказал он,  подавая мне ключи.  - Вы ведь  дежурный,
если  я  не  ошибаюсь...  Кстати...  -  Он поколебался.  - Я с вами не
беседовал вчера?
     - Да,  - сказал я.  - Вы заходили в электронный зал.
     Он покивал.
     - Да-да, действительно... Мы говорили о практикантах...
     - Нет,  - возразил я почтительно,  - не совсем так.  Это  насчет
нашего письма в Центракадемснаб. Про электронную приставку.
     - Ах,  вот как,  - сказал он. - Ну, хорошо, желаю вам спокойного
дежурства... Виктор Павлович, можно вас на минутку?
     Он взял Витьку под руку и увел по коридору, а я вошел в приемную. В
приемной второй Янус Полуэктович запирал сейфы.  Увидев меня, он сказал:
"Так" - и снова принялся позвякивать ключами.  Это был  А-Янус,  я  уже
немножко  научился различать их.  А-Янус выглядел несколько моложе,  был
неприветлив,  всегда корректен и малоразговорчив.  Рассказывали,  что он
много  работает,  и  люди,  знавшие  его  давно,  утверждали,  что  этот
посредственный  администратор  медленно,   но   верно   превращается   в
выдающегося   ученого.   У-Янус,  напротив,  был  всегда  ласков,  очень
внимателен и  обладал  странной  привычкой  спрашивать:  "Я  с  вами  не
беседовал  вчера?"  Поговаривали,  что он сильно сдал в последнее время,
хотя и оставался ученым с мировым именем.  И все-таки  А-Янус  и  У-Янус
были  одним  и тем же человеком.  Вот это у меня никак не укладывалось в
голове. Была в этом какая-то условность.
     А-Янус замкнул последний замок,  вручил мне часть ключей и, холодно
попрощавшись,  ушел.  Я  уселся  за стол референта,  положил перед собой
список и позвонил к себе  в  электронный  зал.  Никто  не  отозвался  --
видимо, девочки уже разошлись. Было четырнадцать часов тридцать минут.
     В четырнадцать  часов  тридцать  одну  минуту  в  приемную,   шумно
отдуваясь и треща паркетом, ввалился знаменитый Федор Симеонович Киврин,
великий маг и кудесник,  заведующий  отделом  линейного  счастья.  Федор
Симеонович   славился  неисправимым  оптимизмом  и  верой  в  прекрасное
будущее. У него было очень бурное прошлое. При Иване Васильевиче - царе
Грозном опричники Малюты Скуратова с шутками и прибаутками сожгли его по
доносу  соседа-дьяка  в  деревянной  бане  как  колдуна;   при   Алексее
Михайловиче  - царе Тишайшем его били батогами нещадно и спалили у него
на голой спине полное  рукописное  собрание  его  сочинений;  при  Петре
Алексеевиче  - царе Великом он сначала возвысился было как знаток химии
и рудного дела, но не потрафил чем-то князю-кесарю Ромодановскому, попал
в  каторгу  на  Тульский  оружейный завод,  бежал оттуда в Индию,  долго
путешествовал, кусан был ядовитыми змеями и крокодилами, нечувствительно
превзошел  йогу,  вновь  вернулся  в  Россию  в разгар пугачевщины,  был
обвинен как врачеватель бунтовщиков,  обезноздрен  и  сослан  в  Соловец
навечно.  В  Соловце  опять  имел  массу  всяких неприятностей,  пока не
прибился к НИИЧАВО, где быстро занял пост заведующего отделом.
     - П-приветствую  вас!  - пробасил он,  кладя передо мною ключи от
своих лабораторий.  - Б-бедняга, к-как же вы это? В-вам веселиться надо
в   т-такую  ночь,  я  п-позвоню  Модесту,  что  за  г-глупости,  я  сам
п-подежурю...
     Видно было,  что мысль эта пришла только что  ему  в  голову  и  он
страшно ею загорелся.
     - Н-ну-ка,  где  здесь  его т-телефон?  П-проклятье,  н-никогда не