советую, гражданин...   мнэ-э...  не  советую.  Съедят",  после  чего  сразу
удалился, подрагивая хвостом. Мне хотелось быть очень осторожным, и поэтому,
когда бабка вторично пошла на приступ, я, чтобы  разом  со  всем  покончить,
запросил  с  нее  пятьдесят  рублей. Она тут же отстала, посмотрев на меня с
уважением.
     Я сделал ЕУ и ТО,  с величайшей осторожностью съездил заправиться к
бензоколонке,  пообедал в столовой э 11 и  еще  раз  подвергся  проверке
документов  со  стороны  бдительного  Ковалева.  Для  очистки  совести я
спросил у него,  какова дорога до Лысой Горы.  Юный сержант посмотрел на
меня  с  большим  недоверием  и  сказал:  "Дорога?  Что это вы говорите,
гражданин?  Какая же там  дорога?  Нет  там  никакой  дороги".  Домой  я
вернулся под проливным дождиком.
     Старуха отбыла.  Кот Василий исчез.  В колодце кто-то  пел  на  два
голоса,  и  это  было  жутко и тоскливо.  Вскоре ливень сменился скучным
мелким дождем. Стало темно.
     Я забрался   в   свою  комнату  и  попытался  экспериментировать  с
книгой-перевертышем.  Однако в ней что-то  застопорило.  Может  быть,  я
делал  что-нибудь  не  так  или  влияла погода,  но она как была,  так и
оставалась "Практическими занятиями по синтаксису и  пунктуации"  Ф.  Ф.
Кузьмина,  сколько  я  ни ухищрялся.  Читать такую книгу было совершенно
невозможно, и я попытал счастья с зеркалом. Но зеркало отражало  все что
угодно и молчало. Тогда я лег на диван и стал лежать.
     От скуки и шума  дождя  я  уже  начал  было  дремать,  когда  вдруг
зазвонил телефон. Я вышел в прихожую и взял трубку.
     - Алло...
     В трубке молчало и потрескивало.
     - Алло, - сказал я и подул в трубку. - Нажмите кнопку.
     Ответа не было.
     - Постучите по аппарату,  - посоветовал я.  Трубка молчала. Я еще
раз подул, подергал шнур и сказал: - Перезвоните с другого автомата.
     Тогда в трубке грубо осведомились:
     - Это Александр?
     - Да. - Я был удивлен.
     - Ты почему не отвечаешь?
     - Я отвечаю. Кто это?
     - Это Петровский  тебя  беспокоит.  Сходи  в  засольный цех и скажи
мастеру, чтобы мне позвонил.
     - Какому мастеру?
     - Ну, кто там у тебя сегодня?
     - Не знаю...
     - Что значит - не знаю? Это Александр?
     - Слушайте,  гражданин,  -  сказал  я.  -  По  какому  номеру вы
звоните?
     - По семьдесят второму... Это семьдесят второй?
     Я не знал.
     - По-видимому, нет, - сказал я.
     - Что же вы говорите, что вы Александр?
     - Я в самом деле Александр!
     - Тьфу!.. Это комбинат?
     - Нет, - сказал я. - Это музей.
     - А... Тогда извиняюсь. Мастера, значит, позвать, не можете...
     Я повесил трубку.  Некоторое время я стоял,  оглядывая прихожую.  В
прихожей было пять дверей:  в мою комнату, во двор, в бабкину комнату, в
туалет и еще одна,  обитая железом,  с громадным висячим замком. Скучно,
подумал я.  Одиноко.  И лампочка  тусклая,  пыльная...  Волоча  ноги,  я
вернулся в свою комнату и остановился на пороге.
     Дивана  не  было.
     Все остальное было совершенно по-прежнему: стол, и печь, и зеркало,
и вешалка,  и табуретка.  И книга лежала на подоконнике точно там, где я
ее  оставил.  А  на  полу,  где  раньше был диван,  остался только очень