отчего место это называлось Халландской высотой.
     - Боже мой! Или это мираж, фата-моргана, или я... господи... пьян?  -
застонал советник юстиции. - Что же это такое? Что же это такое?
     И советник опять повернул  назад,  подумав,  что  заболел.  Шагая  по
улице, он теперь внимательнее приглядывался к домам и заметил, что все они
старинной постройки и многие крыты соломой.
     - Да, конечно, я заболел, - вздыхал он, - а ведь  всего-то  стаканчик
пунша выпил, но мне и это повредило. И надо же додуматься - угощать гостей
пуншем и горячей лососиной! Нет, я непременно поговорю об этом с агентшей.
Вернуться разве к ним и рассказать, какая со мной приключилась беда?  Нет,
неудобно. Да они, уж пожалуй, давно спать улеглись.
     Он стал искать дом одних своих знакомых, но его тоже не оказалось  на
месте.
     - Нет, это просто бред какой-то! Не узнаю Восточной улицы. Ни  одного
магазина! Все только старые, жалкие лачуги - можно подумать, что я попал в
Роскилле или Рингстед. Да, плохо мое  дело!  Ну  что  уж  тут  стесняться,
вернусь к агенту! Но, черт возьми, как мне найти  его  дом?  Я  больше  не
узнаю его. Ага, здесь, кажется, еще не спят!... Ах, я совсем  расхворался,
совсем расхворался.
     Он наткнулся на полуоткрытую дверь, из-за которой лился свет. Это был
один из тех старинных  трактиров,  которые  походили  на  теперешние  наши
пивные. Общая  комната  напоминала  голштинскую  харчевню.  В  ней  сидело
несколько завсегдатаев - шкипера, копенгагенские бюргеры  и  еще  какие-то
люди, с виду ученые. Попивая пиво из кружек, они вели какой-то жаркий спор
и не обратили ни малейшего внимания на нового посетителя.
     - Простите, - сказал советник подошедшей к нему хозяйке, - мне  вдруг
стало дурно. Вы не достанете мне извозчика? Я живу в Христианской гавани.
     Хозяйка посмотрела на него и грустно покачала головой,  потом  что-то
сказала по-немецки. Советник подумал, что она плохо понимает по-датски,  и
повторил свою  просьбу  на  немецком  языке.  Хозяйка  уже  заметила,  что
посетитель  одет  как-то  странно,  а  теперь,  услышав   немецкую   речь,
окончательно убедилась в том, что перед  ней  иностранец.  Решив,  что  он
плохо себя чувствует, она принесла ему кружку солоноватой колодезной воды.
Советник оперся головой на руку, глубоко вздохнул  и  задумался:  куда  же
все-таки он попал?
     - Это вечерний "День"? - спросил он чтобы сказать что-нибудь, увидев,
как хозяйка убирает большой лист бумаги.
     Она его не поняла, но все-таки протянула ему лист: это была старинная
гравюра, изображавшая странное свечение неба, которое однажды наблюдали  в
Кельне.
     - Антикварная картина! - сказал советник,  увидев  гравюру,  и  сразу
оживился. - Где вы достали эту редкость? Очень, очень  интересно,  хотя  и
сплошная выдумка. На самом деле  это  было  просто  северное  сияние,  как
объясняют  теперь  ученые;  и,  вероятно,  подобные   явления   вызываются
электричеством.
     Те, что сидели близко и слышали  его  слова,  посмотрели  на  него  с
уважением; один человек даже встал, почтительно  снял  шляпу  и  сказал  с
самым серьезным видом:
     - Вы, очевидно, крупный ученый, мосье?
     - О нет, - ответил советник, - просто я могу поговорить о том о  сем,
как и всякий другой.
     - Modestial <скромность(лат.)> - прекраснейшая добродетель,  -  изрек
его собеседник. - Впрочем, о сути вашего высказывания mihi  secus  videtur
<я  другого  мнения  (лат.)>,  хотя  и  с  удовольствием  воздержусь  пока
высказывать мое собственное judicium <суждение (лат.)>.
     -  Осмелюсь  спросить,  с  кем  имею   удовольствие   беседовать?   -
осведомился советник.
     - Я бакалавр богословия, - ответил тот.
     Эти  слова  все  объяснили  советнику  -  незнакомец   был   одет   в
соответствии со своим ученым званием. "Должно быть,  это  какой-то  старый