звучал все слабее м слабее, он склонил голову  и  тихо-тихо  опустился  на
землю: прекрасная птица лежала у ног Йоханнеса и его товарища мертвой!
     - Какие чудные крылья! - сказал товарищ Йоханнеса. - Такие большие  и
белые, цены им нет! Они могут нам пригодиться! Видишь, хорошо, что я  взял
с собой саблю!
     И он одним ударом отрубил у лебедя оба крыла.
     Потом они прошли по горам еще  много-много  миль  и  наконец  увидели
перед собоц большой город с сотнями башен, которые блестели на солнце, как
серебряные; посреди города стоял великолепный мраморный дворец с крышей  и
червонного золота; тут жил король.
     Йоханнес с товарищем не захотели сейчас же идти осматривать город,  а
остановились на одном постоялом  дворе,  чтобы  немножко  пообчиститься  с
дороги и принарядиться, прежде чем показаться на улицах. Хозяин постоялого
двора рассказал им, что король - человек очень добрый и никогда не сделает
людям ничего худого, но что дочь у него злая-презлая. Конечно, она  первая
красавица на свете, но что толку, если она при  этом  злая  ведьма,  из-за
которой погибло столько прекрасных принцев. Дело в том, что  всякому  -  и
принцу, и нищему - было позволено  свататься  за  нее:  жених  должен  был
отгадать только три вещи, которые задумывала принцесса; отгадай он  -  она
вышла бы за него замуж, и он стал бы, по смерти ее отца, королем над  всей
страной, нет - и  ему  грозила  смертная  казнь.  Вот  какая  гадкая  было
красавица принцесса! Старик король, отец ее, очень грустил об этом, но  не
мог ничего с ней поделать и раз и  навсегда  отказался  иметь  дело  с  ее
женихами, - пусть-де она ведается с ними сама, как знает. И  вот  являлись
жених за женихом, их заставляли отгадывать и за неудачу казнили - пусть не
суются, ведь их предупреждали заранее!
     Старик король, однако, так грустил об этом, что раз в год  по  целому
дню простаивал в церкви на коленях, де еще со всеми своими солдатами, моля
бога о том, чтобы принцесса стала добрее, но она и знать ничего не хотела.
Старухи, любившие выпить, окрашивали водку в черный цвет, - чем иначе  они
могли выразить свою печаль?
     - Гадкая принцесса! - сказал Йоханнес. - Ее бы следовало  бы  высечь.
Уж будь я королем-отцом, я бы задал ей перцу!
     В эту самую минуту народ на  улице  закричал  "ура".  Мимо  проезжала
принцесса; она в самом деле была так хороша, что все забывали,  какая  она
злая, и кричали  ей  "ура".  Принцессу  окружали  двенадцать  красавиц  на
вороных  конях;  все  они  были  в  белых  шелковых  платьях,  с  золотыми
тюльпанами в руках. Сама принцесса ехала на белой  как  снег  лошади;  вся
сбруя была усыпана бриллиантами и рубинами; платье на  принцессе  было  из
чистого золота, а хлыст в руках сверкал, точно солнечный  луч;  на  голове
красавицы сияла корона, вся сделанная будто из настоящих звездочек,  а  на
плечи был наброшен плащ, сшитый  из  сотни  тысяч  прозрачных  стрекозиных
крыльев, но сама принцесса была все-таки лучше всех своих нарядов.
     Йоханнес взглянул на  нее,  покраснел,  как  маков  цвет,  и  не  мог
вымолвить ни слова: она как две капли воды была похожа  на  ту  девушку  в
золотой короне, которую он видел во сне в ночь смерти отца.  Ах,  она  так
хороша, что Йоханнес не мог не полюбить ее. "Не может быть,  -  сказал  он
себе, - чтобы она на самом деле была такая ведьма и приказывала  вешать  и
казнить людей, если  они  не  отгадывают  того,  что  она  задумала.  Всем
позволено свататься за нее, даже  последнему  нищему;  пойду  же  и  я  во
дворец! От судьбы, видно, не уйдешь!"
     Все стали отговаривать его, - ведь и с ним случилось бы то же, что  с
другими. Дорожный товарищ Йоханнеса  решил,  что,  бог  даст,  все  пойдет
хорошо, вычистил сапоги и кафтан, умылся, причесал свои красивые белокурые
волосы и пошел один-одинешенек в город, а потом во дворец.
     - Войдите! - сказал старик король, когда Йоханнес постучал в дверь.
     Йоханнес отворил дверь, и старый король встретил его одетый в  халат;
на ногах у него были вышитые шлепанцы, на  голове  корона,  в  одной  руке
скипетр, в другой - держава.
     - Постой! - сказал он и  взял  державу  под  мышку,  чтобы  протянуть