|
"Все это одна чернь!" - думали спички.
Теперь была очередь за самоваром: он должен был спеть. Но самовар
отговорился тем, что может петь лишь тогда, когда внутри у него кипит, -
он просто важничал и не хотел петь иначе, как стоя на столе у господ.
На окне лежало старое гусиное перо, которым обыкновенно писала
служанка; в нем не было ничего замечательного, кроме разве того, что оно
слишком глубоко было обмокнуто в чернильницу, но именно этим оно и
гордилось!
- Что ж, если самовар не хочет петь, так и не надо! - сказало оно. -
За окном весит в клетке соловей - пусть он споет! Положим, он не из
ученых, но об этом мы сегодня говорить не будем.
- По-моему, это в высшей степни неприлично - слушать какую-то пришлую
птицу! - сказал большой медный чайник, кухонный певец и сводный брат
самовара. - Разве это патриотично? Пусть рассудит корзинка для провизии!
- Я просто из вебя выхожу! - сказала корзинка. - Вы не поверите, да
чего я выхожу из себя! Разве так следует проводить вечера? Неужели нельзя
поставить дом на надлежащую ногу? Каждый бы тогда знал свое место, и я
руководила бы всеми! Тогда дело пошло совсем иначе!
- Давайте шуметь! - закричали все.
Вдруг дверь отворилась, вошла служанка, и - все присмирели, никто ни
гу-гу; но не было ни единого горшка, который не мечтал про себя о своей
знатности и о том, что он мог бы сделать. "Уж если бы взялся за дело я,
пошло бы веселье!" - думал про себя каждый.
Служанка взяла спички и зажгла ими свечку. Боже ты мой, как они
зафыркали, загораясь!
"Вот теперь все видят, что мы здесь первые персоны! - думали они. -
Какой от нас блеск, сколько света!"
Тут они и сгорели.
- Чудесная сказка! - сказала королева. - Я точно сама посидела в
кухне вместе со спичками! Да, ты достоин руки нашей дочери.
- Конечно! - сказал король. - Свадьба будет в понедельник!
Теперь они уже говорили ему ты - он ведь скоро должен был сделаться
членом их семьи.
И так, день свадьбы был объявлен, и вечером в городе устроили
иллюминацию, а в народ бросали пышки и крендели. Уличные мальчишки
поднимались на цыпочки, чтобы поймать их, кричали "ура" и свистели в
пальцы; великолепие было несказанное.
"Надо же и мне устроить что-нибудь!" - подумал купеческий сын; он
накупил ракет, хлопушек и прочего, положив все это в свой сундук и взвился
в воздух.
Пиф, паф! Шш-пшш! Вот так трескотня пошла, вот так шипение!
Турки подпрыгивали так, что туфли летели через головы; никогда еще не
видывали они такого фейерверка. Теперь-то все поняли, что на принцессе
женится сам турецкий бог.
Вернувшись в лес, купеческий сын подумал: "Надо пойти в город
послушать, что там говорят обо мне!" И не мудрено, что ему захотелось
узнать это.
Ну и рассказов же ходило по городу! К кому он не обращался, всякий,
оказывается, рассказывал о виденном по-своему, но все в один голос
говорили, что это было дивное зрелище.
- Я видел самого турецкого бога! - говорил один. - Глаза у него были
что твои звезды, а борода что пена морская!
- Он летел в огненном плаще! - рассказывал другой. - А из складок
выглядывали прелестнейшие ангелочки.
Да, много чудес рассказали ему, а на другой день должна была
состояться и свадьба.
Пошел он назад в лес, чтобы опять сесть в свой сундук, да куда же он
девался? Сгорел! Купеческий сын заронил в него искру от фейерверка, сундук
тлел, тлел, да и вспыхнул; теперь от него оставалась одна зола. Так и не
удалось купеческому сыну опять прилететь к своей невесте.
|
|