АНАТОЛИЙ АЗОЛЬСКИЙ


                            КЛЕТКА


                            Повесть


Бывалый вор ногтем открыл замок и оказался в квартире, не сулящей хорошей

добычи; как и во всех домах Петрограда, здесь было холодно и голодно, ноябрьский дождь,

стекая по мутным стеклам, заливал подоконник; безошибочное чутье указало, однако,

на шкаф, где и нашлась богатая пожива. Женские боты и туфли, белье и платья впихнулись в

мешок, туда же втиснулись чашечки, ложечки и неприятно звякнувшие предметы

явно врачебного назначения - разные ножички, пилочки, щипчики и молоточки (подарок

Реввоенсовета доблестному хирургу БариновуЛ. Г.). Звяканье и разбудило младенца

в детской кроватке, он запищал и задергался, а когда вор присовокупил к

добыче и одеяльце, вытряхнув из него пищащее существо мужского пола, истошный вопль

огласил всю спешно покидаемую квартиру, побегу воспрепятствовал мешок,

раздутый добром так, что застрял в двери, и бежать пришлось через окно.

От холода и ветра младенец заголосил по-взрослому, и ворюга пожалел, что

все колющее и режущее уже упаковано и нечем пырнуть крикуна. Тогда-то он

(это выяснилось на суде) и придушил сосунка, после чего спрыгнул со второго этажа

вниз, где был изловлен и едва не растерзан, младенца же посчитали мертвеньким. Прибежавшая мать

с плачем упала на синее тельце, а потом сунула его под кофту, в теплую

утробную темноту межгрудья,- и ребенок ожил, родился во второй раз, а

еще точнее - в третий, потому что лохани, куда шмякаются выскобленные зародыши,

избежал он чудом: только отцу мать могла доверить аборт, а того срочно бросили

на борьбу с Деникиным. Ни в августе поэтому, ни в ноябре выросший Ван

Баринов дня своего рождения не отмечал, избегал упоминания о нем, а потом столько

раз умирал, оживал и возрождался, что совсем запутался; жить приходилось под

разными именами, лишний паспорт всегда был под рукой, и на вопросы, когда

он родился, Иван Баринов отвечал с нервным смешком: В двадцатом веке!

Крестили его, кстати, в церквушке на Большом Сампсоньевском, как еще по

старинке называли проспект имени Карла Маркса; мать вняла мольбам неатеистической родни