|
Когда дело касалось противозаконных методов, Ситерн всегда чувствовал
себя крайне неловко, для него - закон был закон, даже если он охранял
преступника. Поэтому он и не поднялся выше инспектора, в то время как
более молодой Пери стал известнейшим в Париже криминалистом. В газетах
постоянно появлялись его фотографии в связи с очередным почти безнадежным
делом, которое он раскрыл, прибегнув к не совсем законным методам. Но
поскольку Пери не страдал честолюбием и всегда подчеркивал заслуги своих
сотрудников, - кроме Ситерна, с ним работали инспекторы Фонтано и Траше -
то неудивительно, что все они стояли горой за своего шефа.
Был субботний вечер, когда Траше доложил, что Грандель вызвал такси и
покинул свою квартиру, находившуюся позади магазина. Четверть часа спустя
консьержка мадам Декурдиманш сидела в полицейском участке и, не скупясь на
слова, рассказывала молодому помощнику инспектора уголовной полиции обо
всем, что знала о жизни Гранделя.
- Время от времени к нему захаживали женщины, очень красивые, очень
молодые. Где он только их находил - ума не приложу. В поведении этого
господина много непонятного: никогда не здоровается, на людей смотрит так,
будто их и вовсе нет...
Фонтано, прошедшему специальный курс обращения со всевозможными
сигнальными устройствами и секретными замками, потребовалось полчаса,
чтобы открыть дверь черного хода в магазин Гранделя. Пери хотел включить
освещение, но Ситерн удержал его. Он заметил, что жалюзи на окнах в одном
месте пропускают свет. Те, кто видел, как уехал Грандель, могли
заподозрить неладное и застать троих блюстителей закона на месте
преступления.
Пока потный от возбуждения Ситерн обследовал вместе с Пери магазин,
Фонтано пытался открыть сложный замок в двери, находившейся в глубине
зала. Справившись наконец с ним, он тихо свистнул. Пери отодвинул его в
сторону и первым вошел в помещение. В крошечной комнатке в шесть шагов,
без окон, потолок был сделан из матового стекла, за которым находились
светильники. Пол покрывал белый кашмирский ковер, в углу стоял стул в
стиле бидермейер. В комнате больше ничего не было, за исключением картины
на стене, которую высветил луч карманного фонарика. Это была "Мадонна"
Джотто, точно такая же, как у Мажене. Молодая женщина нежно смотрела на
младенца, припавшего к ее груди. Каждый мазок художника с необычайной
силой передавал физическую и духовную красоту, тончайшие оттенки
материнского чувства. Картина поражала ощущением теплоты и покоя.
- Итак, в ближайшие три дня я на работу не выхожу. Специально
заболею, чтобы побывать наконец-то в Лувре, - сказал Фонтано среди
всеобщего молчания.
- Такого балбеса, как ты, можно до конца дней запереть в Лувре, но он
увидит там не больше, чем слепой, - проворчал Пери.
Ситерн взглянул на ручные часы.
- Мы уже здесь три четверти часа! Надо поторопиться.
Пери подошел вплотную к картине и осветил ее.
- Если бы я мог установить ее подлинность! - Он характерно шмыгнул
носом, как делал всякий раз, когда сталкивался с чем-то необъяснимым или,
наоборот, что-то уяснял для себя. Пери достал перочинный ножик и стал
осторожно поддевать лезвием деревянные панели стенной обшивки, пока
наконец одна из них не отделилась, открыв тайник.
В нем вместе с несколькими папками лежали только два предмета:
свернутое в трубку полотно и Библия на латинском языке в богатом
серебряном окладе, изданная в 1672 году в Монпелье. Пери открыл застежку и
пролистал потемневшие от времени страницы. Тем временем Фонтано развернул
полотно и, бросив на него взгляд, присвистнул.
На портрете, выполненном в манере Джотто, была изображена
темноволосая, смуглая женщина. Рассеянно улыбаясь, она безжизненно
смотрела на зрителя. На ее левой обнаженной груди виднелось круглое черное
|
|