тогда ты заживешь без  забот.  Давно  пора  покончить  с  этими  паршивыми
гусями, ты достаточно намучилась с ними.
     Мать ничего не ответила, лишь поджала губы. Сердце  подсказывало  ей,
что из затеи сына ничего хорошего не выйдет. С сотней тысяч франков  никто
так просто не расстается и уж тем более ради какой-то картины.
     Анджело тоже погрузился в угрюмое молчание. Он вдруг ясно  представил
себе всю опасность придуманного им плана. Лучше  всего  было  бы  сесть  в
машину и как можно скорее скрыться где-нибудь.  Но  это  было  невозможно,
из-за Леоры. Если он сейчас не добудет кучу денег, она бросит его. Однажды
он заговорил с ней о женитьбе. Она лишь рассмеялась.
     - Такой женщине, как я, замужество ни к чему, и уж тем более с таким,
как ты, - сказала она.
     Около семи Табор вышел из дома. В темноте его  вновь  охватил  страх.
Табор затаил дыхание, напряженно вслушиваясь в монотонный шум  дождя.  Над
речкой поднимался туман,  с  трудом  угадывались  очертания  дома,  сарая,
одиноко стоявшего дерева. Везде ему мерещился притаившийся убийца.


     Замок маркиза де Веркруиза развалился и обветшал, как и сам  господин
маркиз. По пустынным залам и коридорам  гулял  ветер,  со  стен  осыпалась
штукатурка, углы покрылись плесенью. Обитаемым был лишь первый этаж.  Сюда
снесли остатки имущества маркиза: изрядно  потертые  кресла,  изукрашенные
резьбой буфеты, этажерки, ломберные  столики,  стилизованные  под  колонны
подставки для комнатных растений, книжные шкафы,  портреты  предков,  пару
хрустальных люстр, торшеры с выцветшими абажурами. В углу  на  вытоптанном
ковре стоял огромный старый рояль, на котором давно никто не играл.
     К Табору маркиз  де  Веркруиз  относился  дружески-снисходительно,  и
художник считал, что имел  в  нем  надежного  друга.  Но  это  ему  только
казалось. В душе маркиз презирал всех, кто не принадлежал к его кругу.
     Гранделя он также презирал, считая его надменным франтом, но  никогда
не обращался с ним непочтительно. У Гранделя были деньги, у Гранделя  была
власть.
     Веркруиз ужинал, когда  единственный  слуга,  страдавший  по  примеру
своего господина подагрой, доложил о прибытии художника.
     На  столе  в  серебряном  подсвечнике  горели  четыре  свечи.   Перед
маркизом, одетым в черный, изрядно потертый фрак, стояла тарелка с золотым
ободком,  украшенная  рисунками  в  стиле   рококо,   с   двумя   жареными
плотвичками. Это был его ужин.
     - Присаживайтесь, присаживайтесь, мой дорогой, не нужно стоять передо
мной навытяжку, - кивнул он Табору, но руки не подал.
     Затем приказал слуге принести еще  один  бокал  -  зеленого  хрусталя
прекрасной римской огранки - и налить гостю  кислого  вина  по  двенадцати
франков за бочонок.
     - Господин маркиз, у меня к вам небольшая просьба. - Табор сунул руку
в карман и дотронулся до пистолета. - Могу  я  у  вас  заночевать?  Завтра
около семи утра я должен быть уже в Париже,  а  моя  машина  -  далеко  не
гоночный автомобиль.
     - Зачем вам нужно так рано в Париж?
     - Кое-что забрать.
     - Опять остались без гроша, не так  ли?  Нет  даже  пары  франков  на
оплату номера в отеле? Это похоже на вас,  слугу  прекрасных  искусств!  В
голове  одни  восторги  да  жареные  индейки,  а  в   кармане   пусто,   -
разглагольствовал маркиз, расправляясь с плотвичкой.
     Табор  хотел  было  ответить  какой-нибудь  дерзостью,  но   Веркруиз
опередил его:
     - Хорошо, хорошо, мой друг, постель и одеяло для вас найдутся. Да, вы
виделись с Гранделем?
     - Нет.
     - Скверный тип, вы не находите? Когда  речь  заходит  о  деньгах,  он
готов с живого снять все до костей.