прописывал ей лекарства,  но Вера не хотела их принимать, - если господь
посылает высокое давление,  говорила она, пусть так оно и будет. Герберт
однажды заметил,  что господь не мешает ей принимать бафферин, когда бо-
лит голова.  Она ответила своей сладчайшей,  страдальческой улыбкой, ис-
пользовав свое самое сильное оружие: молчание.
   - Кто звонил?  - спросила она, не отрываясь от телевизора. Орэл обни-
мал известного полузащитника футбольной команды.  Он говорил с притихшей
миллионной аудиторией. Полузащитник застенчиво улыбался.
   - ...и  все вы слышали сегодня рассказ этого прекрасного спортсмена о
том, как он попирал свое тело, свой божий храм. И вы слышали...
   Герберт выключил телевизор.
   - ГЕРБЕРТ СМИТ! - Она выпрямилась и чуть не выплюнула всю кукурузу. Я
смотрю! Это же...
   - Джонни очнулся.
   - ...Орэл Роберте и...
   Слова застряли  у нее в горле.  Она съежилась,  будто над ней занесли
руку для удара.  Герберт отвернулся, не в силах больше вымолвить ни сло-
ва, он хотел бы радоваться, но боялся. Очень боялся.
   - Джонни... - Она остановилась, сглотнула и начала снова: - Джонни...
н а ш  Джонни?
   - Да.  Он разговаривал с доктором Брауном почти пятнадцать минут. Это
явно не то,  о чем они сначала думали... не ложное пробуждение... Он го-
ворит вполне связно. Может двигаться.
   - ДЖОННИ ОЧНУЛСЯ?
   Она поднесла руки ко рту.  Наполовину объеденный  кукурузный  початок
медленно выскользнул из пальцев и шлепнулся на ковер,  зерна разлетелись
в разные стороны.  Она закрыла руками нижнюю половину лица. Глаза расши-
рялись все больше и больше,  и наступил жуткий миг,  когда Герберт испу-
гался,  что они сейчас выскочат из орбит и повиснут как на ниточках. По-
том они закрылись. Вера что-то промяукала зажатым ладонями ртом.
   - Вера? Что с тобой?
   - О боже,  благодарю тебя,  да исполнится воля твоя!  Мой Джонни!  Ты
вернул мне сына,  я знала,  ты не останешься глух к моим мольбам...  Мой
Джонни, о боже милостивый, я буду благодарить тебя все дни моей жизни за
Джонни... Джонни... ДЖОННИ.
   Ее голос превратился в истерический,  торжествующий крик. Герберт по-
дошел,  схватил жену за отвороты халата и встряхнул.  Время вдруг словно
пошло вспять,  вывернувшись, подобно какой-то странной ткани, наизнанку,
они как бы вновь переживали тот вечер,  когда им сообщили об автомобиль-
ной катастрофе - по тому же телефону, в том же месте.
   В ТОМ ЖЕ МЕСТЕ С НАМИ ВМЕСТЕ,  пронеслось у Герберта в  голове  нечто
несуразное.
   - О боже милосердный, мой Иисус, о мой Джонни... чудо, я же говорила:
ЧУДО...
   - ВЕРА, ПРЕКРАТИ!
   Взгляд ее потемнел, затуманился, стал диковатым.
   - Ты недоволен,  что он очнулся? После всех этих многолетних насмешек
надо мной? После всех этих рассказов, что я сумасшедшая?
   - Вера, я никому не говорил, что ты сумасшедшая.
   - ТЫ ГОВОРИЛ ИМ ГЛАЗАМИ!  - прокричала она.  - Но мой бог не был пос-
рамлен. Разве был, Герберт? РАЗВЕ БЫЛ?
   - Нет, - сказал он. - Пожалуй, нет.
   - Я говорила тебе. Я говорила тебе, что господь предначертал путь мо-
ему Джонни.  Теперь ты видишь, как воля божья начинает свершаться. - Она
поднялась.  - Я должна поехать к нему.  Я должна рассказать ему.  -  Она
направилась к вешалке,  где висело ее пальто,  по-видимому забыв, что на
ней халат и ночная рубашка. Лицо ее застыло в экстазе. Герберт вспомнил,
как  она  выглядела в день их свадьбы,  и это было чудно и почти кощунс-
твенно.  Она втоптала кукурузные зерна в ковер своими розовыми шлепанца-
ми.