|
удачным. Ведь куры, как-никак, стараются избежать смертельных объятий
лисы, а вот женщины в большинстве своем даже не помышляют об этом. Они
сами виновны в своих бедах. Кто им доктор, что их влечет к Филиппу, как
мотыльков на пламя свечи, и они обжигают свои крылышки? Между прочим,
сплетники поговаривают, что даже Констанца Орсини не устояла перед чарами
Филиппа.
Герцог с трудом спрятал улыбку и отрицательно покачал головой.
- Сомневаюсь, - сказал он. - Филипп очень дружен с принцем Альфонсом
и очень уважает его, чтобы соблазнить его жену. Это маловероятно.
- А вот насчет Марии Арагонской никаких сомнений нет, - продолжал
гнуть свою линию Эрнан, войдя в раж. - Не зря же принц Фернандо Уэльва так
взъелся на Филиппа. Еще бы! Ведь по милости вашего сына у него выросли
ОТАКЕННЫЕ рога. - И Шатофьер поднял к верху руки, показывая, какие именно.
- Но, бесспорно, самая громкая и блестящая победа Филиппа, это принцесса
Бланка. Рассказывают, что с королем едва инфаркт не приключился, когда он
узнал о грехопадении своей старшей дочери.
Герцог кивнул.
- Да уж, слыхал я, что был отменный скандал. Впрочем, об этом романе
так много говорят и говорят столь разное, что я даже не знаю, чему верить,
а чему нет; трудно понять, где кончается правда и начинается вымысел. Так,
по моим сведениям, Филипп собирался жениться на Бланке - и вдруг я узнаю,
что король как-то впопыхах выдал ее за графа Бискайского. Вот уж не пойму
зачем? - Герцог недоуменно пожал плечами. - Жаль, конечно, очень жаль.
Бланка была бы отличной партией для Филиппа. Говорят, она хороша собой,
умна, порядочна. К тому же отец сделал ее графиней Нарбоннской - еще когда
прочил в жены Августу Юлию Римскому.
- М-да, славное приданное, - согласился Шатофьер. - Было бы весьма
заманчиво присоединить Нарбонн к Гаскони. Если когда-нибудь Филипп
вздумает потеснить своего дядю с престола, то он пожалеет, что в свое
время не женился на принцессе Бланке Кастильской.
Герцог испытующе поглядел на Эрнана, но от комментариев воздержался.
"Новое поколение, - с грустью подумал он, устало потупив свой взор. -
Молодое, неугомонное, воинственное. Боюсь, очень скоро придет конец
шаткому миру в Галлии..."
По соседству, за живой зеленой стеной из плюща послышалось шуршание
гравия под ногами идущего человека. Шаги были быстрыми, уверенными, они
раздавались все ближе и ближе и замерли у входа в беседку.
Герцог поднял глаза и увидел на пороге невысокого стройного юношу
двадцати лет с золотыми волосами и небесно-голубыми глазами. Его черный
костюм, короткий пурпурный плащ и коричневые сапоги были покрыты свежей
пылью, а пестрое перо на шляпе сломано. На красивом лице юноши блуждала
смущенная улыбка.
- Вот я и вернулся, отец, - взволнованно произнес он. - По вашему
зову.
Только со второй попытки герцогу удалось встать.
- Добро пожаловать домой, Филипп, - тяжело дыша, сказал он и,
оперевшись рукой на край стола, сделал один неуверенный шаг навстречу
сыну. - Я рад, что ты вернулся ко мне... - Тут голос его сорвался на
всхлип. Преодолевая внезапную слабость, он быстро подступил к Филиппу и
после секундных колебаний крепко обнял его за плечи. - Прости меня, сынок.
За все, за все прости...
Филипп тоже всхлипнул. На глаза ему набежали слезы, но он не стыдился
их. Только теперь он в полной мере осознал, как не хватало ему раньше
отцовской любви и заботы. На протяжении многих лет между двумя родными по
крови людьми стояла тень давно умершей женщины - жены одного, матери
другого. Она мешала им сблизиться, понять друг друга, почувствовать себя
членами одной семьи; она была камнем преткновения в их отношениях. И
понадобилось целых два десятилетия, чтобы она, наконец, ушла туда, где ей
надлежало быть - в царство теней, освободив в сердце мужа место для сына,
а сыну вернув отца...
|
|