удачным. Ведь куры,  как-никак,  стараются  избежать  смертельных  объятий
лисы, а вот женщины в большинстве своем даже не  помышляют  об  этом.  Они
сами виновны в своих бедах. Кто им доктор, что их влечет  к  Филиппу,  как
мотыльков на пламя свечи, и они  обжигают  свои  крылышки?  Между  прочим,
сплетники поговаривают, что даже Констанца Орсини не устояла перед  чарами
Филиппа.
     Герцог с трудом спрятал улыбку и отрицательно покачал головой.
     - Сомневаюсь, - сказал он. - Филипп очень дружен с принцем  Альфонсом
и очень уважает его, чтобы соблазнить его жену. Это маловероятно.
     - А вот насчет Марии Арагонской никаких  сомнений  нет,  -  продолжал
гнуть свою линию Эрнан, войдя в раж. - Не зря же принц Фернандо Уэльва так
взъелся на Филиппа. Еще бы! Ведь по милости вашего  сына  у  него  выросли
ОТАКЕННЫЕ рога. - И Шатофьер поднял к верху руки, показывая, какие именно.
- Но, бесспорно, самая громкая и блестящая победа Филиппа,  это  принцесса
Бланка. Рассказывают, что с королем едва инфаркт не приключился, когда  он
узнал о грехопадении своей старшей дочери.
     Герцог кивнул.
     - Да уж, слыхал я, что был отменный скандал. Впрочем, об этом  романе
так много говорят и говорят столь разное, что я даже не знаю, чему верить,
а чему нет; трудно понять, где кончается правда и начинается вымысел. Так,
по моим сведениям, Филипп собирался жениться на Бланке - и вдруг я  узнаю,
что король как-то впопыхах выдал ее за графа Бискайского. Вот уж не  пойму
зачем? - Герцог недоуменно пожал плечами. -  Жаль,  конечно,  очень  жаль.
Бланка была бы отличной партией для Филиппа. Говорят,  она  хороша  собой,
умна, порядочна. К тому же отец сделал ее графиней Нарбоннской - еще когда
прочил в жены Августу Юлию Римскому.
     - М-да, славное приданное, - согласился Шатофьер. -  Было  бы  весьма
заманчиво  присоединить  Нарбонн  к  Гаскони.  Если  когда-нибудь   Филипп
вздумает потеснить своего дядю с престола, то  он  пожалеет,  что  в  свое
время не женился на принцессе Бланке Кастильской.
     Герцог испытующе поглядел на Эрнана, но от комментариев воздержался.
     "Новое поколение, - с грустью подумал он, устало потупив свой взор. -
Молодое,  неугомонное,  воинственное.  Боюсь,  очень  скоро  придет  конец
шаткому миру в Галлии..."
     По соседству, за живой зеленой стеной из плюща  послышалось  шуршание
гравия под ногами идущего человека. Шаги были  быстрыми,  уверенными,  они
раздавались все ближе и ближе и замерли у входа в беседку.
     Герцог поднял глаза и увидел на  пороге  невысокого  стройного  юношу
двадцати лет с золотыми волосами и небесно-голубыми  глазами.  Его  черный
костюм, короткий пурпурный плащ и коричневые сапоги  были  покрыты  свежей
пылью, а пестрое перо на шляпе сломано. На красивом  лице  юноши  блуждала
смущенная улыбка.
     - Вот я и вернулся, отец, - взволнованно произнес  он.  -  По  вашему
зову.
     Только со второй попытки герцогу удалось встать.
     - Добро пожаловать  домой,  Филипп,  -  тяжело  дыша,  сказал  он  и,
оперевшись рукой на край стола,  сделал  один  неуверенный  шаг  навстречу
сыну. - Я рад, что ты вернулся ко мне...  -  Тут  голос  его  сорвался  на
всхлип. Преодолевая внезапную слабость, он быстро подступил  к  Филиппу  и
после секундных колебаний крепко обнял его за плечи. - Прости меня, сынок.
За все, за все прости...
     Филипп тоже всхлипнул. На глаза ему набежали слезы, но он не стыдился
их. Только теперь он в полной мере осознал,  как  не  хватало  ему  раньше
отцовской любви и заботы. На протяжении многих лет между двумя родными  по
крови людьми стояла тень давно  умершей  женщины  -  жены  одного,  матери
другого. Она мешала им сблизиться, понять друг друга,  почувствовать  себя
членами одной семьи; она была  камнем  преткновения  в  их  отношениях.  И
понадобилось целых два десятилетия, чтобы она, наконец, ушла туда, где  ей
надлежало быть - в царство теней, освободив в сердце мужа место для  сына,
а сыну вернув отца...