|
небылицах.
- А это кто? - удивленно вскричал Оронапи, завидя сходящих на берег
пленников. - Уж не голландцы ли?
- Голландцы! - ответил Фуюди. - Это плантаторы, наши заложники!
- Заложники? - Оронапи захлопал от удивления глазами.
Немного спустя, когда вождь пригласил нас под кровлю бенаба, а
женщины подали тыквенные чаши с кашири, которого мы давно не пробовали, я
подробно рассказал Оронапи о всех наших делах.
Ему, как верховному вождю варраулов, учитывая ключевое положение
острова Каиива, предстояло стать посредником между югом и севером, между
голландской колонией и племенами араваков на нижнем Ориноко. Не позже чем
через три месяца сюда, на Каииву, должны прибыть посланцы его
превосходительства ван Хусеса с письмом для губернатора Каракаса, которое
и обеспечит мир оринокским индейцам. Взамен он вернет голландцам
заложников, четверо из которых будут пока находиться у него, а молодая
голландка и дети поплывут с нами в нашу Кумаку. Не возражает ли Оронапи
оставить у себя на время четырех заложников?
Это предложение, или, если угодно, честь, явились для Оронапи
неожиданностью и несколько его обескуражили, но в то же время и льстили
его самолюбию, а поэтому он охотно согласился, и тем более, когда я
заверил его, что немедленно, как только он меня уведомит о прибытии
голландцев, явлюсь вместе с голландскими детьми и буду лично вести
переговоры.
После сытного обеда, согласовав все вопросы, касающиеся заложников,
мы, дождавшись очередного прилива, в полдень сердечно попрощались с
варраулами и отплыли вверх по Ориноко в сторону Кумаки.
Мы плыли по той же реке, вдоль тех же берегов, что и почти год назад.
Тогда, после победы над акавоями, радость переполняла наши сердца, но и
теперь нам было чем гордиться.
Еще засветло мы добрались до места, где после победы над акавоями
разбивали наш бивак. Я и на этот разрешил остановиться здесь на ночь, а
кто хотел, мог сойти со шхуны на берег и ночевать под деревьями. Сам я
предпочел остаться на судне.
После двух дней пути на шхуне вверх по Ориноко мы добрались наконец
до устья Итамаки, а затем поплыли вверх. Вскоре миновали Сериму. С берега
нас бурно приветствовали наши соседи-араваки. Останавливаться мы не стали,
но нам крикнули, что в Кумаке все в порядке. Еще три мили - и через; узкий
пролив мы вошли в залив Потаро, издали увидев родную деревню. Сердце у
меня забилось живее, и не одному из нас душу захлестнула горячая волна.
Трудно описать радость и гордость наших близких в Кумаке. Почти все
жители деревни вскочили в лодки и выплыли нам навстречу, приветствуя нас
радостными кликами и помогая швартовать шхуну.
Когда мы сошли на берег, первой, кого я обнял, выла Ласана. За время
моего пятимесячного отсутствия она заметно округлилась, и не было
сомнения, что я скоро стану отцом. Мужественная женщина не могла сдержать
слез радости.
- Ян! - Она нежно заглянула мне в глаза. - Мы все время слышали о
вас... Мы все о вас знаем...
- Как ты себя чувствуешь, Ласана? Ты здорова?
- Я совсем здорова... Мне все помогали... Скоро у тебя будет сын!
- Будет?
- О-ей!
Она улыбнулась не то гордо, не то застенчиво.
Подошел Манаури, верховный вождь оринокских араваков, мой давний,
испытанный и верный друг еще со времен острова Робинзона; мы крепко
обнялись.
- Белый Ягуар! Мы все знаем! До нас доходили вести... Все мы гордимся
вами...
Приходил и сердечно обнимал меня Мабукули, вождь рода Черепах, и
Конауро, вождь рода Кайманов, и силач Кокуй, и многие другие.
|
|