небылицах.
     - А это кто? - удивленно вскричал Оронапи, завидя сходящих  на  берег
пленников. - Уж не голландцы ли?
     - Голландцы! - ответил Фуюди. - Это плантаторы, наши заложники!
     - Заложники? - Оронапи захлопал от удивления глазами.
     Немного спустя, когда  вождь  пригласил  нас  под  кровлю  бенаба,  а
женщины подали тыквенные чаши с кашири, которого мы давно не пробовали,  я
подробно рассказал Оронапи о всех наших делах.
     Ему, как верховному  вождю  варраулов,  учитывая  ключевое  положение
острова Каиива, предстояло стать посредником между югом и  севером,  между
голландской колонией и племенами араваков на нижнем Ориноко.  Не позже чем
через  три  месяца  сюда,  на  Каииву,  должны  прибыть    посланцы    его
превосходительства ван Хусеса с письмом для губернатора Каракаса,  которое
и  обеспечит  мир  оринокским  индейцам.  Взамен  он  вернет    голландцам
заложников, четверо из которых будут пока находиться  у  него,  а  молодая
голландка и дети поплывут с нами в нашу Кумаку.  Не возражает  ли  Оронапи
оставить у себя на время четырех заложников?
     Это  предложение,  или,  если  угодно,  честь,  явились  для  Оронапи
неожиданностью и несколько его обескуражили, но в то же  время  и  льстили
его самолюбию, а поэтому он  охотно  согласился,  и  тем  более,  когда  я
заверил его, что немедленно,  как  только  он  меня  уведомит  о  прибытии
голландцев, явлюсь  вместе  с  голландскими  детьми  и  буду  лично  вести
переговоры.
     После сытного обеда, согласовав все вопросы,  касающиеся  заложников,
мы, дождавшись  очередного  прилива,  в  полдень  сердечно  попрощались  с
варраулами и отплыли вверх по Ориноко в сторону Кумаки.
     Мы плыли по той же реке, вдоль тех же берегов, что и почти год назад.
Тогда, после победы над акавоями, радость переполняла наши  сердца,  но  и
теперь нам было чем гордиться.
     Еще засветло мы добрались до места, где  после  победы  над  акавоями
разбивали наш бивак.  Я и на этот разрешил остановиться здесь на  ночь,  а
кто хотел, мог сойти со шхуны на берег и ночевать  под  деревьями.  Сам  я
предпочел остаться на судне.
     После двух дней пути на шхуне вверх по Ориноко мы  добрались  наконец
до устья Итамаки, а затем поплыли вверх.  Вскоре миновали Сериму. С берега
нас бурно приветствовали наши соседи-араваки. Останавливаться мы не стали,
но нам крикнули, что в Кумаке все в порядке. Еще три мили - и через; узкий
пролив мы вошли в залив Потаро, издали увидев  родную  деревню.  Сердце  у
меня забилось живее, и не одному из нас душу захлестнула горячая волна.
     Трудно описать радость и гордость наших близких в Кумаке.  Почти  все
жители деревни вскочили в лодки и выплыли нам навстречу,  приветствуя  нас
радостными кликами и помогая швартовать шхуну.
     Когда мы сошли на берег, первой, кого я обнял, выла Ласана.  За время
моего  пятимесячного  отсутствия  она  заметно  округлилась,  и  не   было
сомнения, что я скоро стану отцом.  Мужественная женщина не могла сдержать
слез радости.
     - Ян! - Она нежно заглянула мне в глаза. - Мы  все  время  слышали  о
вас... Мы все о вас знаем...
     - Как ты себя чувствуешь, Ласана? Ты здорова?
     - Я совсем здорова... Мне все помогали... Скоро у тебя будет сын!
     - Будет?
     - О-ей!
     Она улыбнулась не то гордо, не то застенчиво.
     Подошел Манаури, верховный вождь  оринокских  араваков,  мой  давний,
испытанный и верный друг  еще  со  времен  острова  Робинзона;  мы  крепко
обнялись.
     - Белый Ягуар! Мы все знаем! До нас доходили вести... Все мы гордимся
вами...
     Приходил и сердечно обнимал меня  Мабукули,  вождь  рода  Черепах,  и
Конауро, вождь рода Кайманов, и силач Кокуй, и многие другие.