- Разреши нам взять их у испанцев.
     - Как это взять?
     - Дай нам маленькую итаубу и позволь догнать дона Эстебана...
     Да, в активности, мужестве и находчивости ему нельзя было отказать.
     - Мендука, ты храбрый парень, но, чтобы стать настоящим воином, кроме
отваги, нужно еще и благородство.  Испанцы оставили  нас  с  миром,  и  мы
сохраним его.
     - Варраулы не заключали с ними мира!
     - Но вы наши союзники, и наш договор - ваш договор.
     И Мендука не поплыл догонять дона Эстебана, а несколько часов  спустя
случились события, перевернувшие все вверх дном и до  основания  потрясшие
едва установившийся покой над Итамакой.
     Мучимый беспокойством, я в сопровождении Арнака, Вагуры и  нескольких
воинов  отправился  в  Сериму,  чтобы  теперь,  когда  страсти   несколько
улеглись, настоять все-таки на уничтожении опасного дара испанцев.
     Когда мы вышли из леса на  серимскую  поляну,  недоброе  предчувствие
сжало нам сердце: возле злосчастного  мешка  суетилась  толпа  людей,  они
что-то поднимали, разглядывали, растаскивали по сторонам.
     - Мешок вскрыли! - ужаснулся я.
     Увы, да.  Мешок открыли, вытащили из него одеяла и теперь вырывали их
друг у друга из рук, с  дикой  алчностью  норовя  завладеть  своей  частью
добычи.
     - Не трогайте! - кричали мы еще  издали.  -  Бросьте  одеяла!  В  них
смерть! Смерть! Бросьте!..
     Где уж там бросать, когда они завладели добычей и уже  держали  ее  в
руках! Нас было всего несколько человек - их несколько  десятков.  Будь  у
нас оружие, возможно, вид его и  отрезвил  бы  их,  вынудив  уступить,  но
оружия с нами не было.
     Подбежав к месту событий, я стал кричать, объясняя,  какая  опасность
таится  в  одеялах,  и  кое-кто  при  виде  моей  горести   и    бешенства
действительно заколебался.  Но в этот  миг  низко  склоненный  дотоле  над
землей, словно в молитве, человек внезапно вскочил, и перед нашими взорами
предстал шаман Карапана с перекошенным от ненависти лицом.
     - Не слушайте его! - захрипел он диким голосом. - Нет в этих циновках
смерти! Я изгнал ее. Он вас обманывает. Он хочет захватить все себе!
     В разгоряченной толпе был и Конесо. Под мышкой он держал одеяло.
     - Вождь! - крикнул я ему. -  Ты  обрекаешь  племя  на  гибель!  Брось
одеяло, умоляю тебя!
     Гнев, смущение, высокомерие попеременно отражались на его лице.
     - Нет! - отрезал он. -  Не  смей,  Белый  Ягуар,  нам  приказывать  и
навязывать свою волю! Испанцы подарили это нам.  Ты хотел выбросить все  в
воду и лишить нас подарков. Этому не бывать!
     Все наши усилия оказались тщетны, и уговоры отскакивали, как горох от
стены. Люди оставались глухи и непримиримы. Шаман хохотал, захлебываясь от
злорадства и дикого упоения одержанной над нами победой.  Кое-кто из наших
воинов  хотел  было  броситься  на  серимцев,  невзирая  на  их  численное
превосходство,  и  силой  отнять  одеяла.  Я  решительно    их    удержал:
прикосновение к одеялам им тоже грозило заражением. Они поняли это.
     Видя, что слепцов  нам  все  равно  не  убедить,  я  приказал  быстро
возвращаться назад. Возбуждение мое улеглось, следовало думать о спасении.
Близость нашей поляны от Серимы создавала опасность заражения и  для  нас.
На обратном пути я коротко рассказал друзьям о признаках  красной  смерти:
она необычайно заразна, на  теле  заболевшего  появляются  красные  пятна,
потом развивается горячка, и все кончается  сильнейшей  слабостью,  а  для
индейцев - неизбежной смертью. Я рассказал им о случае из моего детства, о
печальной участи саскуиханна в долине Аллеганского плато.
     - Нам остается одно: немедля бежать, не теряя ни минуты! Все, кто  не
касался еще смертоносных одеял, должны отсюда бежать! - заявил я.
     - А если мы уйдем в залив Потаро,  где  стоит  наша  шхуна,  это  нас
спасет? - спросил Манаури.