- Глупый?
     - Глупый.
     Помолчав, он снова заговорил  вяло,  вполголоса,  словно  больше  для
себя, чем для меня:
     - Глупый Канахоло думает, что бьет в бубен на твою смерть, а бьет  он
на смерть другого...
     - Конечно, ребенка Ласаны!
     В горле Арасибо что-то забулькало, словно сдавленный смех.
     - Не ребенка Ласаны.  Он бьет в бубен на смерть Карапаны, но не знает
об этом, глупый...
     - Вздор ты несешь, Арасибо, вздор, - усмехнулся я горько.
     - Карапана умрет сегодня... или завтра...
     Он проговорил это нехотя, словно  не  мог  отрешиться  от  неуместной
шутки. Или я неверно его понял?
     - Что ты плетешь, Арасибо?
     - Карапана умрет сегодня или завтра... ночью...
     В показной небрежности его голоса таилась  какая-то  скрытая  жесткая
нота, заставившая меня насторожиться.  Только сейчас  я  поднял  глаза  на
Арасибо и онемел: угрюмого оцепенения последних дней у него как  небывало!
Глаза его вновь горели прежней ненавистью, но, кроме ненависти, они так  и
светились необузданной радостью.
     - Что с тобой? - вскочил я, удивленный.
     Он упивался моим изумлением. Гримаса смеха искажала его лицо. Он явно
что-то утаивал и теперь потешался надо мной, медля с ответом.
     - Говори же, черт побери, Арасибо!
     - Когда наш охотник идет на охоту, стрелы  его  не  всегда  отравлены
ядом кураре - не всегда он есть в лесу.  Приходится покупать его у далеких
индейцев макуши и дорого платить бездельникам.  Но в  наших  лесах  растет
свой яд, кумарава, хотя и не такой сильный, как кураре.  Мы берем его,  он
тоже убивает.
     - Говори дело, Арасибо!
     - Я и говорю дело.  Я говорю: кумарава тоже убивает. Коснешься их раз
рукой, сразу  образуется  волдырь  и  бредишь  как  пьяный,  коснешься  их
несколько раз - умрешь. Подлые листья...
     - Давай по делу, Арасибо, по делу! Не тяни!
     Он окинул меня медленным взглядом -  вот  каналья!  -  радуясь  моему
нетерпению.
     - Ты очень нетерпеливый, Белый Ягуар! -  забулькал  он  весело,  щуря
свои косые глаза. - Интересно, как бы ты себя  чувствовал,  Ягуар?  Каждую
ночь тебе в постель кладут лист кумаравы.  А ты ничего не знаешь.  Стонешь
от боли, извиваешься, язвы на всем теле,  на  глазах  чахнешь,  гибнешь...
Посмотри, вот такой маленький листочек!..
     Арасибо развернул лоскут старой тряпки,  который  держал  до  того  в
руке, и показал мне какой-то комочек  серо-зеленого  цвета,  полувысохший,
увядший.
     - Не трогай!  -  выпятил  он  губы.  -  Кумарава  еще  кусается,  как
скорпион!..
     Потом вдруг, словно устав от шуток, он стал  серьезен  и  выдавил  из
себя свистящим шепотом, указывая на ядовитый лист:
     - Я нашел его в подстилке ребенка Ласаны... - И добавил,  вставая:  -
Каждую ночь ему подбрасывали... Он не мог не заболеть...
     - Кто подбрасывал? - задал я  бессмысленный  вопрос,  начиная  что-то
понимать.
     - Он, он, Карапана!..
     Я так и подскочил.  Вот это открытие! Я в тот же миг оценил  всю  его
важность.  Поймать бы колдуна на  месте  преступления,  вот  это  была  бы
победа! С меня  снялись  бы  все  страшные  подозрения,  а  его  полностью
разоблачили бы как явного убийцу.  В безумной радости я схватил Арасибо за
плечи и тряс его без памяти, пританцовывая и смеясь. Наконец, запыхавшись,
я выдавил из себя: