|
вопило, но более всего вселяло ужас, заставляя стыть в жилах кровь,
свирепое шипение. Казалось, разверзлись врата ада и страшные чудища,
вырвавшись на свободу, предавались теперь дикому разгулу на этом крошечном
клочке джунглей.
Ночи в далеких вирджинских лесах тоже имели свои голоса; не было
недостатка в разных звуках ночной порой и в зарослях колючего кустарника
на острове, недавно нами покинутом, но все это не шло ни в какое сравнение
с дикой оргией звуков, раздававшихся здесь, у этой реки.
Индейцы, привыкшие к таким концертам, не обращали на них ни малейшего
внимания.
- Это ужасное шипение издают, наверно, цикады, - проговорил я.
- Да. Цикады и разные насекомые, - ответил Манаури.
Какая-то тварь грозно замяукала.
- Дикий кот? - невольно вздрогнул я.
- Нет, древесная жаба.
Потом раздался стук, словно кузнец ковал молотом косу.
- А это кто? Птица?
- Тоже жаба, но водяная.
Вдруг - глухое хрюканье и потом всплеск. Манаури с минуту задумчиво
прислушивался.
- Не знаю, что это, - признался он. - Похоже, большая водяная
крыса...
- А крупные хищники здесь бывают?
- Наверное, бывают.
Вождь спокойно огляделся, окинул невозмутимым взором заросли и
заверил:
- Но сейчас их здесь нет...
Зато примечательной особенностью этого места, истинным его проклятьем
были целые тучи комаров, тысячи, миллионы комаров. Они облепляли человека
и впивались в него как одержимые. Индейцы, как видно, более к этому
привычные, мужественно переносили это бедствие, лишь лениво отмахиваясь. Я
же близок был к умопомрачению и в конце концов, отойдя шагов на сто от
прибрежных зарослей, взобрался на песчаный пригорок и здесь лишь смог
наконец вздохнуть свободно: в воздухе ни одного комара. Довольный, я
расположился поудобнее в стал ждать.
Вскоре вернулись наши разведчики. Принесенные ими вести были
неутешительны и подействовали на нас удручающе: все четыре селения
араваков оказались покинутыми так же, как и деревня на берегу лагуны.
- Нигде ни одной живой души, а хижины и шалаши почти все развалились,
- сообщили прибывшие,
Не мешкая более, мы отправились в обратный путь к шхуне, оставив на
берегу Вагуру и с ним двух индейцев ждать, когда на рассвете мы введем
корабль в лагуну. Мы оставили им три пистолета и поручили держать глаза и
уши открытыми, дабы утром нас не подстерегла на берегу какая-нибудь
неожиданность.
ХРОМОЙ ИНДЕЕЦ АРАСИБО
Едва рассвело, мы подняли якорь. Горловина залива, или - как бы это
сказать - протока с моря в лагуну, была достаточно широкая, но
мелководная, и Манаури с его индейцами пришлось смотреть во все глаза,
чтобы отыскать среди подводных скал и мелей достаточно надежный фарватер.
К счастью, шхуна имела небольшую осадку и прошла без помех, а когда первые
лучи солнца позолотили склоны горы, мы уже входили в спокойные воды
залива.
- Ни одной бригантине сюда не проскользнуть, - заметил Арнак.
- Ты прав. Со стороны моря в бухте нам ничто не грозит, - согласился
я.
Вдали, на юго-западе, чернели хижины безлюдной деревни. Мы
|
|