лядывал цветок, никогда еще не видел он ничего подобного. Потом он  мед-
ленно посмотрел вокруг и обнажил голову. Странное чувство - что-то похо-
жее на благоговение - шевельнулось в нем. Да, здесь  другое,  здесь  нет
места кощунству и злу. Здесь чисто, свежо, красиво -  это  можно  чтить.
Как в церкви. Кругом торжественная тишина. Здесь человек может думать  о
возвышенном и благородном. Все это и еще многое ожило в сердце  Харниша,
пока он оглядывался вокруг. Он безотчетно, ни о чем не думая,  отдавался
охватившему его чувству.
   На крутом склоне, над самым ключом, росли низенькие венерины  волосы,
а выше - папоротники покрупнее, с большими листьями. То тут, то там вид-
нелись обросшие мхом стволы поваленных деревьев, ушедшие глубоко в землю
и почти слившиеся с лесной почвой. Впереди, там, где деревья стояли чуть
реже, со старых корявых дубов свисала буйная поросль дикого винограда  и
жимолости. Серая белочка вылезла на сучок и  внимательно  посмотрела  на
Харниша. Откуда-то издалека доносился стук дятла; но этот глухой стук не
нарушал уединения. Тихие лесные звуки только усугубляли  мир  и  тишину.
Едва слышное журчание ключа и прыжки серой белочки еще сильнее подчерки-
вали молчание и безмятежный покой лесной чащи.
   - Такая глушь, что, кажется, миллион миль скачи -  никуда  не  доска-
чешь, - прошептал про себя Харниш.
   Но взоры его неизменно обращались к красавице лилии у журчащего  клю-
ча.
   Он стреножил лошадь и пошел побродить по холмам.
   На вершинах стояли вековые пихты, а на склонах росли дуб, земляничник
и остролист. Между холмами вилось узкое  глубокое  ущелье,  -  тут  было
царство секвойи. Лошадь не прошла бы здесь, и Харниш  вернулся  к  дикой
лилии. Взяв лошадь под уздцы, он повел ее вверх по крутому склону, то  и
дело скользя и спотыкаясь. Под ногами у него все так же расстилался  ко-
вер из папоротника, все так же вместе с ним поднимался в гору лес,  смы-
кая ветви над его головой, и все так же чистая радость вливалась  ему  в
душу.
   Добравшись до гребня, он очутился в густой чаще  молодых  земляничных
деревьев с бархатными стволами, а за ней открылся спуск в узенькую лощи-
ну. В первое мгновение солнце ослепило его, и  он  остановился  передох-
нуть. Вот уж не думал он, что от крутого подъема в гору можно так  запы-
хаться и так быстро устать. На дне узкой лощины, по узкой лужайке, где в
высокой траве мелькали голубые и белые немофилы, протекал узкий  ручеек.
Склон холма покрывали дикие гиацинты и марипозы, и лошадь медленно и ос-
торожно, словно нехотя, ступала по яркому цветочному ковру.
   Харниш пересек ручей и поехал по тропе, протоптанной скотом;  миновав
небольшой каменистый пригорок и рощу мансаниты, увитой диким виноградом,
он увидел еще одну узкую  лощинку,  по  которой  тоже  струился  ручеек,
окаймленный зелеными лужайками. Из-за куста, под  самой  мордой  лошади,
выскочил заяц, перемахнул через ручей и исчез среди дубов на  противопо-
ложном склоне. Харниш с восхищением поглядел ему вслед и поехал  дальше,
до конца лужайки. Антилопа-вилорог кинулась прочь от него, одним прыжком
перелетела лужайку, почти не касаясь земли, перескочила через  ограду  и
скрылась в спасительной лесной чаще.
   Огромная радость охватила Харниша. Ему казалось, что никогда  еще  он
не был так счастлив. Память о проведенном в лесах детстве ожила в нем, и
он с жадным вниманием приглядывался ко всему, все занимало его:  мох  на
стволах и ветвях деревьев; кусты омелы, присосавшиеся  к  дубам;  гнездо
лесной крысы; трава жеруха, притаившаяся в заводях ручья; бабочка, пере-
секающая полосы света и тени; сойки, сверкающие ярко-синим оперением  на
просеках; крапивники и другие крохотные пичужки, прыгающие среди  кустов
с тоненьким писком, словно подражая крику перепелки, и дятел с алым  хо-
холком, который перестал стучать и, склонив голову набок,  уставился  на
него. По ту сторону ручья он набрел на заросшую проселочную дорогу;  ве-
роятно, ею пользовались лет тридцать назад, когда сводили с поляны дубы.
На самой верхушке расколотой молнией секвойи в два  обхвата  он  заметил