те же стремления. Финансовые операции - тот же покер, только  в  больших
масштабах. Игру ведут люди, у которых есть золото, а золото добывают для
них рабочие в обмен на продовольствие и снаряжение. Он видел,  что  игра
ведется по извечным правилам, и сам участвовал в ней наряду  с  другими.
Судьбы человечества, безнадежно одурманенного разбойничьей  казуистикой,
не волновали его: таков естественный порядок вещей. Он знал тщету  чело-
веческих усилий. На его глазах товарищи умирали у реки Стюарт. Сотни бы-
валых золотоискателей ничего не нашли на Бонанзе и Эльдорадо, а  пришлые
шведы и другие чечако явились на лосиный выгон и наугад застолбили  мил-
лионные участки. Такова жизнь, а жизнь - жестокая штука.
   Люди в цивилизованном мире разбойничают, потому что такими создала их
природа. Они грабят так же стихийно, как царапаются кошки, мучает голод,
донимает мороз.
   И вот Элам Харниш стал преуспевающим дельцом.
   Но он не участвовал в обмане рабочих. К этому у него не лежала  душа,
а кроме того, такая добыча его не прельщала. Рабочие уж  больно  просто-
душны. Наживаться на них почти то же, что бить в заповедниках откормлен-
ных ручных фазанов, он слышал, что в Англии существует такой вид  охоты.
А вот подстеречь грабителей и отнять у них награбленное - это  Настоящий
спорт. Тут и риск и азарт, и дело  нередко  доходит  до  ожесточеннейших
схваток. Как некогда Робин Гуд, Харниш решил грабить богатых и понемногу
благодетельствовать бедных. Но благодетельствовал он на свой лад.  Стра-
дания миллионов обездоленных не вызывали в нем жалости: что ж, так пове-
лось от века. Благотворительных учреждений и дельцов от  филантропии  он
знать не хотел. Меньше всего он испытывал потребность щедрыми дарами ус-
покоить свою совесть. Ведь он никому не должен. Ни  о  каком  возмещении
нанесенного ущерба и речи быть не может. Если он оказывал помощь, то де-
лал это по своей прихоти, из личных побуждений,  причем  помогал  только
людям, которых знал. Он никогда не жертвовал на пострадавших от  землет-
рясения в Японии или на летние лагеря для бедняков  Нью-Йорка.  Зато  он
обеспечил на год лифтера Джонса, чтобы тот мог  написать  книгу.  Узнав,
что у жены официанта в гостинице св. Франциска чахотка, Харниш  отправил
ее на свой счет в Аризону, а когда оказалось, что спасти ее  нельзя,  он
послал к ней мужа, чтобы тот находился при больной до конца.  Как-то  он
купил набор уздечек из конского волоса у одного арестанта; тот не замед-
лил оповестить об этом всю тюрьму, и вскоре добрая половина ее  обитате-
лей была занята изготовлением уздечек  для  Харниша.  Он  беспрекословно
скупал их по цене от двадцати до пятидесяти долларов за штуку - они нра-
вились ему: это были красивые и честно сработанные уздечки, и он украсил
ими все свободные простенки своей спальни.
   Суровая жизнь на Юконе не ожесточила Элама Харниша. Для этого  потре-
бовалось влияние цивилизации. В беспощадной, свирепой игре,  которую  он
вел теперь, он мало-помалу вместе с медлительным говором Запада  утрачи-
вал свойственное ему добродушие. Не только речь его стала  порывистой  и
резкой - нрав у него сделался таким же. Перипетии азартной игры оставля-
ли ему все меньше досуга для благодушного веселья. Даже лицо его измени-
лось, оно стало замкнутым, угрюмым. Все реже приподнимались  уголки  его
губ, в морщинках вокруг глаз все реже таилась улыбка. В черных и блестя-
щих, как у индейца, глазах  появилось  выражение  жестокости,  кичливого
сознания своей власти. Громадные жизненные  силы  по-прежнему  кипели  в
нем, перехлестывая через край, но теперь эти силы служили ему для другой
цели: он превратился в завоевателя, топчущего своих побежденных  врагов.
Сражаясь со стихиями, он не знал личной ненависти и злобы; теперь же  он
воевал против людей; тяжкие лишения, испытанные  им  на  снежной  тропе,
среди пустынного Юкона, в лютый мороз, несравненно меньше  сказались  на
нем, чем ожесточенная война со своими ближними.
   В нем еще изредка вспыхивала былая беспечность, но вызывал  он  такие
вспышки искусственно, обычно при помощи коктейлей. На Севере он пил мно-
го, но сравнительно редко, иногда с большими промежутками; здесь  же  он
приучился пить регулярно, по расписанию. Это не явилось обдуманным реше-