|
мо, жестоко, и никто не знал, где и когда он обрушит новый удар. Главным
его козырем была внезапность нападения, он норовил застать противника
врасплох; недаром он явился в мир бизнеса с дикого Севера, - мысль его
шла непроторенными путями и легко открывала новые способы и приемы
борьбы. А добившись преимущества, он безжалостно приканчивал свою жерт-
ву. "Беспощаден, как краснокожий", - говорили о нем; и это была чистая
правда.
С другой стороны, он слыл "честным". Слово его было так же верно, как
подпись на векселе, хотя сам он никому на слово не верил. Ни о каких
"джентльменских соглашениях" он и слышать не хотел, и тот, кто, заключая
с ним сделку, ручался своей честью, неизменно нарывался на неприятный
разговор. Впрочем, и Харниш давал слово только в тех случаях, когда мог
диктовать свои условия и собеседнику предоставлялся выбор - принять их
или уйти ни с чем.
Солидное помещение денег не входило в игру Элама Харниша, - это свя-
зало бы его капитал и уменьшило риск. А его в биржевых операциях увлекал
именно азарт, и, чтобы так бесшабашно вести игру, как ему нравилось,
деньги всегда должны были быть у него под рукой. Поэтому он лишь изредка
и на короткий срок вкладывал их в какое-нибудь предприятие и постоянно
снова и снова пускал в оборот, совершая дерзкие набеги на своих соперни-
ков. Поистине это был пират финансовых морей. Верных пять процентов го-
дового дохода с капитала не удовлетворяли его; рисковать миллионами в
ожесточенной, свирепой схватке, поставить на карту все свое состояние и
знать, что либо он останется без гроша, либо сорвет пятьдесят или даже
сто процентов прибыли, - только в этом он видел радость жизни. Он никог-
да не нарушал правил игры, но и пощады не давал никому. Когда ему удава-
лось зажать в тиски какогонибудь финансиста или объединение финансистов,
никакие вопли терзаемых не останавливали его. Напрасно жертвы взывали к
нему о жалости. Он был вольный стрелок и ни с кем из биржевиков не водил
дружбы. Если он вступал с кем-нибудь в сговор, то лишь из чисто деловых
соображений и только на время, пока считал это нужным, ничуть не сомне-
ваясь, что любой из его временных союзников при первом удобном случае
обманет его или разорит дотла. Однако, невзирая на такое мнение о своих
союзниках, он оставался им верен, - но только до тех пор, пока они сами
хранили верность; горе тому, кто пытался изменить Эламу Харнишу!
Биржевики и финансисты Тихоокеанского побережья на всю жизнь запомни-
ли урок, который получили Чарльз Клинкнер и Калифорнийско-Алтамонтский
трест. Клинкнер был председателем правления. Вместе с Харнишем они разг-
ромили Междугородную корпорацию Сан-Хосе. Могущественная компания по
производству и эксплуатации электрической энергии пришла ей на помощь, и
Клинкнер, воспользовавшись этим, в самый разгар решительной битвы пере-
метнулся к неприятелю. Харниш потерял на этом деле три миллиона, но он
довел трест до полного краха, а Клинкнер покончил с собой в тюремной ка-
мере. Харниш не только выпустил из рук Междугородную - этот прорыв фрон-
та стоил ему больших потерь по всей линии. Люди сведущие говорили, что,
пойди он на уступки, многое можно было бы спасти. Но он добровольно от-
казался от борьбы с Междугородной корпорацией и с Электрической компани-
ей; по общему мнению, он потерпел крупное поражение, однако он тут же с
истинно наполеоновской быстротой и смелостью обрушился на Клинкнера.
Харниш знал, что для Клинкнера это явится полной неожиданностью. Знал он
также и то, что Калифорнийско-Алтамонтский трест - фирма весьма солид-
ная, а в настоящее время очутилась в затруднительном положении только
потому, что Клинкнер спекулировал ее капиталом. Более того, он знал, что
через полгода трест будет крепче прежнего стоять на ногах именно благо-
даря махинациям Клинкнера, - и если бить по тресту, то бить немедля. Хо-
дили слухи, что Харниш по поводу понесенных им убытков выразился так: "Я
не остался в накладе - напротив, я считаю, что сберег не только эту сум-
му, но гораздо больше. Это просто страховка на будущее. Впредь, я думаю,
никто уж, имея дело со мной, не станет жульничать".
Жестокость, с какой он действовал, объяснялась прежде всего тем, что
|
|