|
портерам, которые рыскают по гостиницам, после чего в утренних газетах
появились краткие заметки о нем. Весело усмехаясь про себя, он начал
приглядываться к окружающему, к новому для него порядку вещей, к незна-
комым людям.
Все кругом было ему чуждо, но это нимало не смущало его. Не только
потому, что одиннадцать миллионов придавали ему вес в собственных гла-
зах: он всегда чувствовал беспредельную уверенность в свои силах; ничто
не могло поколебать ее. Не испытывал он также робости перед утончен-
ностью, роскошью, богатством большого цивилизованного города. Он опять
очутился в пустыне, в новой пустыне, непохожей на прежнюю, - вот и все;
он должен исследовать ее, изучить все приметы, все тропы и водоемы; уз-
нать, где много дичи, а где тяжелая дорога и трудная переправа, которые
лучше обходить стороной. Как всегда, он избегал женщин. Страх перед ними
все еще безраздельно владел им, и он и близко не подходил к блистающим
красотой и нарядами созданиям, которые не устояли бы перед его миллиона-
ми. Они бросали на него нежные взоры, а он так искусно скрывал свое за-
мешательство, что им казалось, будто смелей его нет мужчины на свете. Не
одно только богатство пленяло их в нем, нет, - очень уж он был мужест-
венный и очень уж не похож на других мужчин. Многие заглядывались на не-
го: еще не старый - всего тридцать шесть лет, красивый, мускулистый,
статный, преисполненный кипучей жизненной энергии; размашистая походка
путника, приученного к снежной тропе, а не к тротуарам; черные глаза,
привыкшие к необозримым просторам, не притупленные, тесным городским го-
ризонтом. Он знал, что нравится женщинам, и, лукаво усмехаясь про себя,
хладнокровно взирал на них, как на некую опасность, с которой нужно бо-
роться; но перед лицом этой опасности ему куда труднее было сохранять
самообладание, чем если бы то был голод, мороз или половодье.
Он приехал в Соединенные Штаты для того, чтобы участвовать в мужской
игре, а не в женской; но и Мужчин он еще не успел узнать. Они казались
ему изнеженными, физически слабыми; однако под этой видимой слабостью он
угадывал хватку крутых дельцов, прикрытую внешним лоском и обходи-
тельностью; чтото кошачье было в них. Втречаясь с ними в клубах, он
спрашивал себя: можно ли принимать за чистую монету дружелюбное отноше-
ние их к нему и скоро ли они, выпустив когти, начнут царапать его и
рвать на куски? "Все дело в том, - думал он, - чего от них ждать, когда
игра пойдет всерьез". Он питал к ним безотчетное недоверие: "Скользкие
какие-то, не ухватишь". Случайно услышанные сплетни подтверждали его
суждение. С другой стороны, в них чувствовалась известная мужская прямо-
та, это обязывает вести игру честно. В драке они, конечно, выпустят ког-
ти, это вполне естественно, но все же царапаться и кусаться они будут
согласно правилам. Таково было общее впечатление, которое произвели на
него будущие партнеры, хотя он, разумеется, отлично понимал, что среди
них неизбежно найдется и несколько отъявленных негодяев.
Харниш посвятил первые месяцы своего пребывания в Сан-Франциско изу-
чению особенностей и правил игры, в которой ему - предстояло принять
участие. Он даже брал уроки английского языка и отвык от самых грубых
своих ошибок, но в минуты волнения он мог, забывшись, по-прежнему ска-
зать "малость", "ничего не скажешь" или что-нибудь в этом роде. Он нау-
чился прилично есть, одеваться и вообще держать себя, как надлежит циви-
лизованному человеку; но при все том он оставался самим собой, излишней
почтительности не проявлял и весьма бесцеремонно пренебрегал приличиями,
если они становились ему поперек дороги. К тому же, не в пример другим,
менее независимым новичкам из захолустных или далеких мест, он не благо-
говел перед божками, которым поклоняются различные племена цивилизован-
ного общества. Он и прежде видел тотемы и хорошо знал, какая им цена.
Когда ему наскучило быть только зрителем, он поехал в Неваду, где уже
началась золотая горячка, чтобы, как он выразился, немного побаловаться.
Баловство, затеянное им на фондовой бирже в Тонопа, продолжалось ровно
десять дней; Харниш, бешено играя на повышение, втянул в игру более ос-
торожных биржевиков и так прижал их, что они рады были, когда он уехал,
|
|