гозначительно говорили: "Время-не-ждет гуляет". И посетители не  спешили
уходить, располагались надолго, заказывали виски. Игроки  тоже  пробуди-
лись от спячки, и вскоре все столы были заняты непрерывный перестук  фи-
шек и неумолчное жужжание шарика в  колесе  рулетки  сливались  с  гулом
мужских голосов, хриплым смехом и грубой бранью.
   Мало кто знал Элама Харниша под другим именем, чем Время-не-ждет; это
прозвище ему дали давно, в дни освоения новой страны,  потому  что  этим
возгласом он всегда подымал с постели  своих  товарищей.  В  арктической
пустыне, где все жители были первооткрывателями, он  по  праву  считался
одним из старожилов. Правда, Эл Мэйо и Джек Мак-Квещен опередили его; но
они пришли с востока, с Гудзонова залива, перевалив через Скалистые  го-
ры. Он же был первым из тех, кто проник на Аляску через перевалы  Чилкут
и Чилкат. Двенадцать лет тому назад, весной 1883 года,  восемнадцатилет-
ним юнцом он перевалил через Чилкут с пятью товарищами. Осенью он проде-
лал обратный путь с одним:  четверо  погибли  в  неизведанных  безлюдных
просторах. И все двенадцать лет Элам Харниш  искал  золото  в  сумрачном
краю у Полярного круга.
   Никто не искал с таким упорством и долготерпением, как Харниш. Он вы-
рос вместе со страной. Другой страны он не знал.  Цивилизация  была  для
него смутным сновидением, оставшимся позади, в  далекой  прежней  жизни.
Приисковые поселки Сороковая Миля и Серкл казались ему столицами. Он  не
только рос вместе со страной, - какова бы она ни была, он помог ее сози-
данию. Он создавал ее историю, ее географию; и те, кто пришел после  не-
го, описывали его переходы и наносили на карту проложенные им тропы.
   Герои обычно не склонны превозносить геройство, но даже отважные пио-
неры этой молодой страны, несмотря на юный возраст Элама Харниша,  приз-
навали за ним право старшинства. Никто из них не ступал на эту землю  до
него; никто не совершал таких подвигов; никто, даже самые выносливые, не
мог тягаться с ним в выдержке и стойкости. А сверх того он слыл  челове-
ком храбрым, прямодушным и честным.
   Повсюду, где легко рискуют жизнью, словно  это  всего-навсего  ставка
игрока, люди в поисках  развлечений  и  отдыха  неизбежно  обращаются  к
азартным играм. Золотоискатели Юкона ставили на карту  свою  жизнь  ради
золота, а добыв его, проигрывали друг другу. Так же поступал и Элам Хар-
ниш. Он по натуре был игрок, и жизнь представлялась ему увлекательнейшей
игрой. Среда, в которой он вырос, определила характер этой игры. Он  ро-
дился в штате Айова, в семье фермера, вскоре переселившегося в Восточный
Орегон, и там, на золотом прииске, Элам провел свое отрочество. Он  рано
узнал, что такое риск и крупные ставки. В этой игре  отвага  и  выдержка
увеличивали шансы, но карты сдавал всемогущий Случай. Честный труд, вер-
ный, хоть и скудный заработок в счет не шли: Игра велась крупная. Насто-
ящий мужчина рисковал всем ради всего, и если ему доставалось не все,  -
считалось, что он в проигрыше. Элам Харниш оставался в  проигрыше  целых
двенадцать лет, проведенных на Юконе. Правда, прошлым летом  на  Лосиной
реке он добыл золота на двадцать тысяч долларов, и столько же золота еще
скрывалось под землей на его участке. Но, как он сам  говорил,  этим  он
только вернул свою ставку. В течение двенадцати лет он втемную ставил на
карту свою жизнь - ставка немалая! А что получил обратно? На сорок тысяч
только и можно, что выпить и поплясать в  Тиволи,  проболтаться  зиму  в
Серкле да запастись продовольствием и снаряжением на будущий год.
   Старатели на Юконе переиначили старую поговорку, и вместо: "Легка по-
жива - была, да сплыла" - у них она гласила: "Трудна пожива -  была,  да
сплыла". Когда виргинская кадриль кончилась, Элам Харниш  опять  угостил
всех вином. Стакан виски стоил доллар, за унцию золота  давали  шестнад-
цать долларов; на приглашение Харниша откликнулось тридцать человек, и в
каждом перерыве между танцами он угощал их. Это был его вечер, и  никому
не дозволялось пить за свой счет. Сам Элам Харниш не питал пристрастия к
спиртному, на виски его не тянуло. Слишком много сил и энергии отпустила
ему природа, слишком здоров он был душой и телом, чтобы стать рабом  па-
губной привычки к пьянству. Зимой и летом, на снежной тропе или в лодке,