щение и растерянность. Потом  мало-помалу  столь  знакомая  ему  сияющая
улыбка заиграла на ее губах, глаза заискрились, и, откинув голову,  она,
как бывало, залилась задорным мальчишеским смехом.
   - Когда ты пришлешь людей упаковывать вещи? - спросила она  и,  когда
он стиснул ее в медвежьем объятии,  опять  засмеялась,  делая  вид,  что
тщетно пытается вырваться из его рук.
   - Элам, милый Элам, - прошептала она и, в первый раз  сама  поцеловав
его, ласково взъерошила ему волосы.
   - У тебя глаза отливают золотом, - сказал он. - Вот я гляжусь в них и
вижу, как ты меня любишь.
   - Они давно такие для тебя, Элам. Я думаю,  что  на  нашем  маленьком
ранчо они всегда будут, как золото.
   - И в волосах у тебя золото, какое-то огнистое золото. - Он  повернул
к себе ее лицо и, сжав его ладонями, долго смотрел ей в глаза. - В прош-
лый раз, когда ты говорила, что не выйдешь за меня,  глаза  у  тебя  все
равно так и сверкали золотом.
   Она кивнула головой и засмеялась.
   - Ну, конечно, ты добился своего, - созналась она. - Но  я  не  могла
участвовать в твоей безумной затее. Ведь деньги были не мои, а твои.  Но
как я любила тебя, Элам, за то, что ты,  словно  расшалившийся  ребенок,
взял да и сломал свою тридцатимиллионную игрушку, когда она тебе  надое-
ла! Я говорила "нет", но я уже знала, что скажу "да". И, наверно,  глаза
мои все время были золотистые. Я только одного боялась - как бы  у  тебя
не застряло несколько миллионов. Потому что я ведь знала, что все  равно
выйду за тебя, милый, а я так мечтала, чтобы был только ты, и  ранчо,  и
Боб, и твои пресловутые уздечки. Открыть тебе тайну? Как только  ты  уе-
хал, я позвонила тому человеку, который купил Маб.
   Она спрятала лицо у него на груди, потом опять посмотрела на него лу-
чистым взглядом.
   - Видишь ли, Элам, что бы ни говорили мои губы, сердцем я  уже  реши-
лась... Я... я просто не могла отказать тебе. Но я горячо молилась, что-
бы ты все потерял. И вот я стала разыскивать Маб. Но  ведь  тот  человек
перепродал ее и так и не мог мне сказать, куда она девалась.  Понимаешь,
мне хотелось поехать с тобой в Глен Эллен верхом на Маб, а ты на Бобе  -
в точности так, как мы ездили по Пиедмоитским горам.
   Харнишу стоило больших усилий не сказать Дид, где ее любимица, но  он
устоял перед соблазном.
   - Обещаю достать тебе кобылу, которую ты будешь любить не меньше Маб,
- сказал он.
   Но Дид покачала головой - с утратой Маб она отказывалась мириться.
   - Знаешь, что мне пришло в голову? - сказал Харниш,  торопясь  ввести
разговор в более безопасное русло. - Мы решили бросить городскую  жизнь,
и у тебя нет никакой родни, так чего ради мы станем венчаться в  городе?
Вот что я придумал: я поеду на ранчо, приберу там вокруг дома  и  отпущу
сторожа. А ты приедешь через два дня утренним поездом.  Я  условлюсь  со
священником, он будет ждать нас. И вот что еще:  уложи  в  чемодан  свой
костюм для верховой езды. После венчания ты переоденешься в гостинице. А
я буду ждать тебя у входа с лошадьми, и мы сразу поедем осматривать ран-
чо. Я покажу тебе самые красивые места. Вот увидишь, как там хорошо! Ну,
как будто все. Значит, я жду тебя послезавтра с утренним поездом.
   - Ты просто вихрь какой-то! - краснея, сказала Дид.
   - Да, сударыня, - наставительно ответил он. - Я всегда  говорил,  что
время не ждет. Но надо сознаться, что мы заставили  его  ждать  возмути-
тельно долго. Мы могли уже давным-давно быть мужем и женой.
   Два дня спустя Харниш дожидался Дид у дверей скромной гостиницы в де-
ревушке Глен Эллен. Обряд венчания кончился, и Дид  поднялась  в  номер,
чтобы переодеться в костюм для верховой езды, пока Харниш приведет лоша-
дей. Он держал под уздцы Боба и Маб, а Волк разлегся в  тени  водопойной
колоды и лениво посматривал  по  сторонам.  Под  палящим  калифорнийским
солнцем на лице Харниша уже снова начал проступать былой  смуглый  румя-