и обниму тебя... вот так... потом возьму да и  женюсь  на  вдове  своего
брата и пойду хлопотать по хозяйству, а она пока приготовит нам поесть.
   - Но вы все еще не ответили на мои вопросы, - с упреком сказала  Дид,
розовая и сияющая, высвобождаясь из объятия, которым он сопроводил  зак-
лючительные слова своего рассказа.
   - Ну, что ты хочешь знать? - спросил он.
   - Я хочу знать, как это возможно? Как вы можете бросить свои  дела  в
такое время? Что вы имели в виду, когда сказали, что очень скоро что-ни-
будь случится? Я... - Она запнулась и покраснела. - Я-то  ведь  ответила
на ваш вопрос.
   - Поедем венчаться, - весело сказал он, и глаза его блеснули задором.
- Ты же знаешь, я должен уступить место своему лихому братцу, и мне  не-
долго осталось жить. - Она досадливо надула губы, и он заговорил серьез-
но: - Сейчас я тебе объясню, Дид. С самого начала этой чертовой паники я
работал не как лошадь, а как сорок лошадей, и все время твои слова  пус-
кали ростки в моей голове. Ну, а нынче утром ростки вылезли на свет  бо-
жий, вот и все. Я проснулся и стал  подыматься  с  постели,  чтобы,  как
всегда, ехать в контору. Но в контору я не поехал. Все  перевернулось  в
одну минуту. Солнце светило в окна, и я подумал,  что  хорошо  бы  такой
день провести в горах. И я подумал, что в тридцать миллионов раз  прият-
нее кататься с тобой в горах, чем сидеть в конторе. Потом я подумал, что
хоть и приятнее, но нельзя. А почему нельзя? Из-за конторы.  Контора  не
пустит. Все мои миллионы сразу встанут на дыбы и не пустят.  Деньги  это
хорошо умеют, сама знаешь.
   И тогда я понял, что я на распутье: одна дорога - в контору, другая -
в Беркли. И я выбрал дорогу в Беркли. Ноги моей больше не будет в конто-
ре. С этим покончено, и пропади оно пропадом. Я уж так решил. Видишь ли,
я человек верующий и верую по старине - в тебя и в любовь, и старее этой
веры нет на земле. Это и есть то - "То" с большой буквы.
   Она почти с испугом смотрела на него.
   - Вы хотите сказать... - начала она.
   - Я хочу сказать то, что говорю. Начинаю жить сызнова.  Все  пошлю  к
черту. Когда мои тридцать миллионов встали передо мной и  запретили  мне
погулять с тобой в горах, я понял, что пришло время действовать. И вот я
действую. У меня есть ты, есть сила, чтобы  работать  для  тебя,  и  ма-
ленькое ранчо в долине Сонома. Это все, что мне нужно, и это все, что  я
сохраню, не считая Боба, Волка, чемодана и ста сорока уздечек. Остальное
к черту - туда ему и дорога. Мусор это - и больше ничего.
   Но Дид не унималась.
   - Так, значит, в потере вашего огромного состояния нет никакой  необ-
ходимости? - спросила она.
   - Как это нет необходимости? Именно есть. Уж если дошло до того,  что
мои деньги запрещают мне кататься с тобой...
   - Бросьте шутить, - прервала его Дид. - Вы отлично понимаете, о чем я
говорю. Я спрашиваю вас: вызвано ли ваше  банкротство  состоянием  ваших
дел?
   Он отрицательно покачал головой.
   - Ничего подобного. В этом-то вся соль. Я не потому бросаю свой  биз-
нес, что паника меня разорила и я должен все бросить. Наоборот, я одолел
панику и расправился с ней. А бизнес я просто вышвырнул, потому что  мне
плевать на него. Только ты мне нужна, маленькая женщина, вся моя  ставка
на тебя.
   Но Дид выскользнула из его объятий и отодвинулась.
   - Элам, ты с ума сошел.
   - Еще раз назови меня так, - прошептал он с  нежностью.  -  Это  куда
приятнее для уха, чем звон долларов.
   Но она не слушала его.
   - Это безумие. Ты сам не знаешь, что делаешь...
   - Не беспокойся, отлично знаю. Исполняется самое заветное  мое  жела-
ние. Мизинца твоего не стоит...