старика, которого он встретил в  Глен  Эллен;  восьмидесятичетырехлетний
старец, седовласый и седобородый, поднимался по крутой тропинке в  лучах
пламенеющего заката; в руке он нес ведерко с пенящимся молоком, а на ли-
це его лежал мирный отблеск уходящего летнего дня. Вот то была старость!
"Да, сударь, восемьдесят четыре годочка, а еще покрепче других  буду!  -
явственно слышал он голос старика. - Никогда  не  сидел  сложа  руки.  В
пятьдесят первом перебрался сюда с Востока на паре волов. Воевал  с  ин-
дейцами. Я уже был отцом семерых детей".
   Вспомнилась ему и старуха, которая жила в горах и делала вино на про-
дажу; и маленький Фергюсон, точно заяц, выскочивший  на  дорогу,  бывший
заведующий редакцией влиятельной газеты, мирно живущий в глуши, радостно
смотрящий на свой родничок и ухоженные плодовые деревья. Фергюсон  нашел
выход из тупика. Заморыш, пьянчуга, он бросил врачей и курятник, именуе-
мый городом, и, словно сухая губка, с жадностью начал впитывать  в  себя
здоровье. Но если больной, от которого  отказались  врачи,  мог  превра-
титься в здорового хлебопашца,  рассуждал  Харниш,  то  чего  только  не
добьется он сам в таких условиях, раз он не болен, а только  растолстел?
Он уже мысленно видел себя стройным, помолодевшим; потом подумал о Дид и
вдруг резким движением сел на кровать,  потрясенный  величием  осенившей
его идеи.
   Сидел он недолго. Ум его всегда действовал, как стальная  пружина,  и
он мгновенно обдумал свой замысел со всеми его последствиями. Идея  была
грандиозная - грандиознее всех когда-либо осуществленных им  планов.  Но
он не оробел перед нею и, смело взяв в руки, поворачивал во все стороны,
чтобы лучше рассмотреть. Простота ее восхитила его. Он засмеялся от  ра-
дости, окончательно принял решение и начал одеваться. Но ему  не  терпе-
лось приступить к делу, и он, полуодетый, подошел к телефону.
   Первой он вызвал Дид.
   - Не приходите сегодня в контору, - сказал он. - Я сам заеду к вам на
минутку.
   Он позвонил еще кое-кому. Велел подать машину. Джонсу он дал  поруче-
ние - отправить Боба и Волка в Глен Эллен. Хигана он ошеломил  просьбой:
разыскать купчую на ранчо и составить новую на имя Дид Мэсон.
   - На чье имя? - переспросил Хиган.
   - Дид Мэсон, - невозмутимо ответил Харниш. -  Телефон,  должно  быть,
плохо работает. Ди-ид Мэ-сон. Поняли?
   Полчаса спустя он уже мчался в Беркли. И впервые большая красная  ма-
шина остановилась у самого дома. Дид попросила его в гостиную, но он за-
мотал головой и показал подбородком на дверь ее комнаты.
   - Только там, - сказал он, - и больше нигде.
   Едва за ними закрылась дверь, как он протянул к Дид руки и обнял  ее.
Потом он взял ее за плечи и заглянул ей в лицо.
   - Дид, если я скажу вам прямо и честно, что  я  решил  поселиться  на
своем ранчо в Глен Эллен, что я не возьму с собой ни цента и  буду  жить
на то, что сумею заработать, и никогда больше и близко не подойду к игре
в бизнес, - вы поедете со мной?
   Она вскрикнула от радости, и он крепко прижал ее к  себе.  Но  уже  в
следующее мгновение она отстранилась, и он опять положил ей руки на пле-
чи.
   - Я... я не понимаю, - задыхаясь, проговорила она.
   - Вы не ответили ни да, ни нет, но, пожалуй, можно обойтись и без от-
вета. Мы просто-напросто сейчас обвенчаемся и уедем. Я уже послал вперед
Боба и Волка. Когда вы будете готовы?
   Дид не могла сдержать улыбки.
   - Да это какой-то ураган, а не человек!  Вы  меня  совсем  завертели.
Объясните хоть толком, в чем дело?
   Глядя на нее, улыбнулся и Харниш.
   - Видите ли, Дид, у шулеров это называется - карты на стол.  Довольно
уж нам финтить и водить друг друга за нос. Пусть каждый скажет начистоту
- правду, всю правду и одну только правду. Сначала вы  ответьте  на  мои