|
да, с ними и с их подручными он чувствовал себя свободнее, чем с дельца-
ми: они не лицемерили, не скрывали своей грубости и бесстыдства. Но ува-
жать их он не мог. Слишком они оказались жуликоваты. В этом цивилизован-
ном мире никто не верил человеку на слово, верили только всяким бумажон-
кам, да и тут надо было глядеть в оба. Там, на Юконе, дело обстояло не
так. Бумажонки хождения не имели. Каждый говорил, сколько у него есть, и
никто не сомневался в его слове, даже когда резались в покер.
Ларри Хиган, которому оказались по плечу самые головокружительные
планы Харниша и которому в равной степени чужды были и самообольщение и
ханжество, мог бы стать закадычным другом своего патрона, но этому мешал
его странный нрав. Этот своеобразный гений. Наполеон юриспруденции, об-
ладавший несравненно более богатым воображением, чем сам Харниш, никогда
не общался с ним вне стен конторы. Все свободное время он сидел над кни-
гами, а Харниш терпеть не мог книги. Вдобавок Хиган упорно писал пьесу
за пьесой, невзирая на то, что ни одна из них так и не увидела свет. Бы-
ло еще одно обстоятельство, о котором Харниш только смутно догадывался и
которое препятствовало их сближению: Хиган был хоть и умеренный, но
весьма преданный приверженец гашиша и жил в мире фантастических грез,
запершись со своими книгами. Жизни на вольном воздухе он не признавал и
слышать о ней не хотел. В пище и питье был воздержан, точно монах, мысль
о прогулке внушала ему ужас.
Итак, за неимением лучшего, Харниш проводил время в, компании пьяниц
и кутил. С тех пор как прекратились воскресные прогулки с Дид, он все
чаще прибегал к такого рода развлечениям. Стену из коктейлей, которой он
отгораживал свое сознание, он стал возводить усерднее прежнего. Большой
красный автомобиль все чаще покидал гараж, а проезжать Боба, чтобы он не
застоялся, было поручено конюху. В первые годы после переселения в
Сан-Франциско он позволял себе передышку между двумя финансовыми опера-
циями; теперь-же, когда он осуществлял свой грандиознейший замысел, он
не знал и минуты покоя. Не месяц и не два требовалось на то, чтобы с ус-
пехом завершить спекуляцию таких масштабов, как спекуляция землей, зате-
янная Харнишем. Непрерывно приходилось разрешать все новые вопросы, рас-
путывать сложные положения. Изо дня в день, как всегда быстро и реши-
тельно управившись с делами, Харниш садился в красную машину и со вздо-
хом облегчения уезжал из конторы, радуясь ожидавшему его двойной крепос-
ти мартини. Напивался он редко - слишком сильный был у него организм. Он
принадлежал к самой страшной породе алкоголиков - к тем, кто пьет посто-
янно, сознательно не теряя власти над собой, и поглощает неизмеримо
больше спиртного, чем обыкновенный пьяница, время от времени напивающий-
ся до бесчувствия.
Целых шесть недель Харниш виделся с Дид только в конторе и, верный
своему правилу, даже не делал попыток заговорить с ней. Но когда насту-
пило седьмое воскресенье, его охватила такая тоска по ней, что он не ус-
тоял. День выдался ненастный. Дул сильный юговосточный ветер, потоки
дождя то и дело низвергались на город. Образ Дид неотступно преследовал
Харниша, он мысленно рисовал себе, как она сидит у окна и шьет какие-ни-
будь женские финтифлюшки. Когда ему подали в комнату первый утренний
коктейль, он не дотронулся до него. Приняв внезапное решение, он разыс-
кал в записной книжке номер телефона Дид и позвонил ей.
Сначала к телефону подошла дочь хозяйки, но уже через минуту в трубке
послышался голос, по которому он так сильно стосковался.
- Я только хотел сказать вам, что сейчас приеду, - объявил он. - Неу-
добно все-таки врываться, даже не предупредив. Вот и все.
- Что-нибудь случилось? - спросила Дид.
- Скажу, когда приеду, - ответил он уклончиво.
Он вышел из машины за два квартала и пешком направился к нарядному
трехэтажному дому с гонтовой крышей. Подойдя к двери, он на одну секунду
остановился, словно колеблясь, но тут же нажал звонок. Он знал, что пос-
тупает вопреки желанию Дид и ставит ее в фальшивое положение: не так-то
просто принимать у себя в качестве воскресного гостя мультимиллионера
|
|