умница, понимает, с кем можно ломаться, а с кем нельзя.
   Боб сделал еще одну попытку. Но на этот раз удар  по  носу  сдвоенным
хлыстом остановил его в самом начале и заставил опустить ноги. И не при-
бегая ни к поводьям, ни к шпорам, только грозя  хлыстом,  Дид  выровняла
Боба.
   Она с торжеством посмотрела на Харниша.
   - Можно мне проездить его? - попросила она.
   Харниш кивнул в знак согласия, и она умчалась. Он следил за ней  гла-
зами, пока она не скрылась за изгибом  дороги,  и  потом  с  нетерпением
ждал, когда она снова появится. Как она ездит верхом! Золото, а  не  де-
вушка! Вот это жена для настоящего мужчины! Рядом с ней все другие  жен-
щины кажутся какими-то плюгавыми. И подумать только,  что  день-деньской
она сидит за машинкой. Разве ей место в конторе? Ей надо  быть  замужем,
ничего не делать, ходить в шелку и бархате, осыпанной с  ног  до  головы
бриллиантами (таковы были несколько дикарские понятия Харниша о том, что
приличествует горячо любимой супруге), иметь своих лошадей, собак и  все
такое... "Ну что ж, мистер Времяне-ждет, посмотрим, может, мы с вами тут
что-нибудь обмозгуем", - прошептал он про себя; вслух же он сказал:
   - Вы молодец, мисс Мэсон, просто молодец! Нет той лошади, которая бы-
ла бы слишком хороша для вас. Никогда не думал, что  женщина  может  так
ездить верхом. Нет, нет, не слезайте, мы поедем потихоньку до карьера. -
Он засмеялся. - Боб-то даже чуть-чуть застонал, когда вы  стукнули  его,
вот в самый последний раз. Вы слышали? А как он вдруг  уперся  ногами  в
землю, будто наткнулся на каменную стену. Смекалки у него  хватает,  те-
перь ему известно, что эта стена всегда будет перед ним, как  только  он
начнет дурить.
   Когда вечером они расстались у ворот, где начиналась дорога на  Берк-
ли, он свернул к роще и, притаившись за деревьями, смотрел ей вслед, по-
ка она не скрылась из глаз. Потом он поехал в сторону Окленда и, смущен-
но усмехаясь, пробормотал сквозь зубы:
   - Ну, теперь дело за мной. Придется купить этот чертов карьер.  Иначе
как я объясню ей, зачем я шляюсь по этим горам?
   Но надобность в этой покупке на время отпала, ибо  ближайшее  воскре-
сенье он провел в одиночестве. Дид Мэсон не выехала на дорогу из Беркли;
то же повторилось и через неделю. Харниш был вне себя от тоски и досады,
но в конторе и виду не подавал. Он не замечал никакой перемены в  Дид  и
сам старался держаться с ней по-прежнему. Занятия в  конторе  шли  своим
заведенным порядком, но теперь  Харниша  этот  порядок  доводил  до  бе-
шенства. Все существо его восставало против правила,  которое  запрещает
человеку вести себя со своей стенографисткой  так,  как  любому  мужчине
разрешено вести себя с любой женщиной. "На кой черт тогда  миллионы?"  -
вопросил он однажды, обращаясь к календарю на  письменном  столе,  после
того как Дид, кончив стенографировать, вышла из кабинета.
   К концу третьей недели, предчувствуя, что его ждет еще одно тоскливое
воскресенье, Харниш не выдержал и заговорил с ней. Со  свойственной  ему
прямотой и стремительностью он без обиняков приступил к делу. Когда Дид,
кончив работу, собирала свои блокноты и карандаши, он сказал:
   - Подождите минуточку, мисс Мэсон. Надеюсь, вы не обидитесь,  если  я
честно скажу, что у меня на душе. Я всегда считал вас девушкой умной, и,
думается мне, вы не рассердитесь на мои слова. Вы давно работаете в моей
конторе, уже несколько лет. И вы  знаете,  я  всегда  обращался  с  вами
по-хорошему, по-честному. Я ни разу, как говорится, не позволил себе че-
го-нибудь. Именно оттого, что вы у меня служите, я... я очень остерегал-
ся, больше, чем если бы вы у меня не служили...  ну,  вы  понимаете.  Но
ведь я все-таки живой человек. Я очень одинок...  только  не  подумайте,
что я говорю это, чтобы разжалобить вас. Просто я  хочу  объяснить  вам,
чем для меня были наши две прогулки. А  теперь  позвольте  мне  спросить
вас, почему вы не катались ни в прошлое, ни в позапрошлое воскресенье?
   Он умолк, дожидаясь ее ответа. Ему было очень неловко, его бросило  в
жар, испарина бусинками выступила на лбу. Она не сразу ответила,  и  он,