лицо,  затем  устремилась  к растворенному окну, и вот, ныряя и
рея, уже стала превращаться в золотую точку, и  все  продолжала
лететь  на  восток,  над  тайгой и тундрой, на Вологду, Вятку и
Пермь, а там--за суровый Урал, через Якутск и Верхнеколымск,  а
из  Верхнеко-лымска  --  где  она  потеряла  одну  шпору  --  к
прекрасному острову Св. Лаврентия, и через Аляску на Доусон,  и
на  юг,  вдоль  Скалистых  Гор, где наконец, после сорокалетней
погони, я настиг ее и ударом рампетки  "сбрил"  с  ярко-желтого
одуванчика, вместе с одуванчиком, в ярко-зеленой роще, вместе с
рощей,   высоко   над  Боулдером.  Бывало,  влетев  в  комнату,
пускалась

      цветная бабочка в шелку, порхать, шуршать и трепетать  по
голубому потолку

     -- цитирую    по    памяти   изумительные   стихи   Бунина
(единственного  русского   поэта,   кроме   Фета,   "видевшего"
бабочек).    Бывало,    большая   глянцевито-красная   гусеница
переходила тропинку и оглядывалась  на  меня.  А  вскоре  после
шкапной  истории я нашел крупного замшевого, с цепкими лапками,
сфинкса на окне парадного крыльца, и моя мать усыпила  его  при
помощи  эфира.  Впоследствии я применял разные другие средства,
но и теперь малейшее дуновение, отдающее тем первым  снадобьем,
сразу  распахивает дверь прошлого; уже будучи взрослым юношей и
находясь  под  эфиром  во  время  операции  аппендицита,  я   в
наркотическом  сне увидел себя ребенком с неестественно гладким
пробором, в слишком нарядной матроске, напряженно расправлявшим
под руководством чересчур растроганной матери свежий  экземпляр
глазчатого  шелкопряда.  Образ  был  подчеркнуто  ярок,  как на
коммерческой картинке,  приложенной  к  полезной  забаве,  хотя
ничего  особенно  забавного  не  было  в  том, что расправлен и
распорот  был  собственно  я,  которому  снилось  все  это   --
промокшая,  пропитанная ледяным эфиром вата, темнеющая от него,
похожая  на  ушастую  беличью  мордочку,  голова  лелкопряда  с
перистыми  сяжками,  и  последнее  содроганье ;го расчлененного
теле, и тугой хряск булавки, правильно проникающей  в  мохнатую
спинку,  и  осторожное  втыкание испольно увесистого существа в
пробковую щель расправилки,  и  симметричное  расположенье  под
приколотыми  полосками чертежной бумаги широких, плотных, густо
опыленных крыльев, с матовыми  оконцами  и  волнистой  росписью
орхидейных оттенков.

     2

     В  петербургском  доме  была  у  отца  большая библиотека;
постепенно туда переходило кое-что и  из  вырского,  где  стены
внутренней  галереи, посреди которой поднималась лестница, были
уставлены полками с книгами;  добавочные  залежи  находились  в
одном  из чуланов верхнего палубооб-разного этажа. Мне было лет
восемь, когда,  роясь  там,  среди  "Живописного  Обозрения"  и
Graphic'a в мраморных переплетах, гербариев с плоскими фиалками
и  шелковистыми  эдельвейсами,  альбомов,  из которых со стуком
выпадали твердые, с  золотым  обрезом,  фотографии  неизвестных
людей  в  орденах,  и  всяких  пыльных  разрозненных  игр вроде
хальмы,  я   нашел   чудные   книги,   приобретенные   бабушкой
Рукавишниковой  в  те  дни, когда ее детям давали частные уроки
зоолог Шимкевич и другие знаменитости. Помню такие курьезы, как
исполинские   бурые   фолианты   монументального   произведения
Альбертуса  Себа  (Locuptetissirni  Rerum  Naturalilim Thesauri
Accurata Descriptio...), Амстердам,  около  1750  года:  на  их