|
Иоганнес АЛЛЕН
ОДНАЖДЫ ЖАРКИМ ЛЕТОМ
Анонс
Семнадцать лет - возраст любви. Откровения молоденькой девушки: первые
влюбленности, первые сексуальные опыты, первые шаги в чувственный мир...
Эта книга будет прелюбопытна молодым, интересна и поучительна взрослым, а у совсем
уж зрелых вызовет приятные реминисценции.
Глава 1
Наш дом находился в городе, но в зеленом районе, больше похожем на предместье, и в стороне
от дороги, которой пользовалось большинство людей. В тихие вечера слышался отдаленный шум
машин, но звук был таким слабым и призрачным, что никого не раздражал. Его было достаточно
только для того, чтобы напомнить, что до центра города можно добраться за полчаса, если, конечно,
кому-то хотелось об этом вспоминать.
Дом был весь белый с колоннами и верандой. А вокруг такой большой сад, что его называли
парком, в глубине вырыли даже небольшой пруд, окруженный несколькими рододендронами. С
балкончика на втором этаже открывался отличный вид на лужайку перед прудом. Когда мы
покупали дом, папа повел нас на этот балкон, чтобы осмотреть окрестности, и сказал:
- Нас здесь никто не увидит, мы полностью изолированы от людей.
И почему это люди так беспокоятся о том, чтобы отделиться от себе подобных, хотя на самом деле
больше всего мечтают о родственной душе, которой хотелось бы бросить:
<Привет!>
Моя комната была на втором этаже рядом с ванной. Внизу спала только Нелли. Нелли - так
звали нашу горничную - высокую, светловолосую, розовощекую и веселую девицу из Рингкобинга.
Когда у меня было плохое настроение - а в те времена это частенько случалось по вечерам, - я всегда
спускалась к Нелли. Она не слишком много разговаривала, и мне это тоже нравилось. Нелли просто
сидела в кресле, слушала радио и курила тонкие сигареты, которые не тушила, пока они почти не
догорали до самого фильтра и не начинали обжигать пальцы. Думаю, что она чаще всего вспоминала
родную деревню, но я никогда не знала точно, что у нее на уме, хотя мне всегда нравились люди,
которые не размышляют вслух.
Стены в моей комнате были светлыми, занавески цветастыми - в бледно-голубом, желтом и
розовом узоре. Кто-то скажет, что это банальное сочетание, но в том летнем свете расцветка казалась
очень неплохой. Когда я не валялась в кровати, то обычно сидела за столом у окна, где лежало мое
зеркальце, косметика и школьные учебники.
Комнаты отца и матери находились прямо напротив моей, брата - рядом, а в комнате отца был
даже собственный балкон. У брата комната была такой малюсенькой, что в ней помещались только
два кресла и кровать, но чем меньше у него было места, тем больше это ему нравилось. Джону в то
время только что исполнилось двенадцать, и он стал совершенно невозможен, всюду разбрасывал
свои роликовые коньки и теннисные ракетки, а убираться не любил больше всего на свете. Если бы у
него была комната, как у меня, то наверное, там царила бы разруха, как в Риме после падения.
Сейчас мне уже девятнадцать, а история, которую я собираюсь рассказать, началась два с
половиной года назад. Кто-то скажет, что для молоденькой девушки довольно странно писать
мемуары, тем не менее мне хочется вспомнить те несколько месяцев, которые изменили мою жизнь.
Да что там - за день может произойти так много, что иная шестидесятилетняя биография рядом с
этими событиями покажется бесцветной и скучной. Хочу сразу сказать, что я не испытываю горечи
или раскаяния, и доведись мне снова прожить это время, я поступила бы, наверное, точно также,
ведь надо учитывать обстоятельства, - у меня просто не было выхода. В те несколько месяцев я
превратилась из маленькой девочки в зрелую женщину, а потом испытала обратное превращение,
если такое вообще возможно! Я знаю только одно - надо найти правильные слова, чтобы рассказать
о том, о чем я хочу рассказать, и эта книга должна получиться такой честной, что я просто умру от
стыда, если кто-то догадается, кто ее автор. Когда я говорю <честной>, то имею в виду именно
<честность>.
Не думаю, что за прошедшие два с половиной года моя внешность изменилась. Волосы у меня
все еще светлые, а летом, естественно, еще больше выгорают и начинают походить н? пшеницу,
которую долго сушили на солнце. Глаза, к сожалению, не голубые, а серые с коричневыми
крапинками. Когда я их прищуриваю, то они становятся темными и грозными. Нос у меня
определенно великоват, но маленькие мышцы вокруг ноздрей позволяют по-кошачьи наморщиться -
тогда нос кажется меньше. Впрочем, трудно всегда помнить о каких-то мышцах, поэтому в
шестнадцать лет я специально клала в правый туфель камешек, чтобы он напоминал мне о том, что
надо морщиться. Правда, из-за камешка я начала хромать, поэтому пользы было немного. В те дни я
стягивала волосы на затылке резинкой или лентой, а теперь они спадают светлой волной мне на
|
|