|
пролетело удивительно быстро.
Адвокату и подсудимому принесли подкрепиться. И тут только Жюльен с
крайним изумлением обнаружил одно обстоятельство: ни одна из женщин не
покинула зала, чтобы пойти поесть.
- Я, признаться, помираю с голоду, - сказал защитник. - А вы?
- Я тоже, - отвечал Жюльен.
- Смотрите-ка, вот и супруге господина префекта принесли поесть, -
сказал адвокат, показывая ему на маленькую ложу. - Мужайтесь: все идет
отлично.
Заседание возобновилось.
Когда председатель выступил с заключительным словом, раздался бой ча-
сов - било полночь. Председатель вынужден был остановиться; в тишине,
среди общего напряженного ожидания, бой часов гулко раздавался на весь
зал.
"Вот он, мой последний день, наступает", - подумал Жюльен И вскоре он
почувствовал, как им неудержимо овладевает идея долга. До сих пор он
превозмогал себя, не позволял себе расчувствоваться и твердо решил отка-
заться от последнего слова. Но когда председатель спросил его, не желает
ли он что-либо добавить, он встал. Прямо перед собой он видел глаза г-жи
Дервиль, которые при вечернем освещении казались ему необычайно блестя-
щими. "Уж не плачет ли она?" - подумал он.
- Господа присяжные!
Страх перед людским презрением, которым, мне казалось, я могу пренеб-
речь в мой смертный час, заставляет меня взять слово. Я отнюдь не имею
чести принадлежать к вашему сословию, господа: вы видите перед собой
простолюдина, возмутившегося против своего низкого жребия.
Я не прошу у вас никакой милости, - продолжал Жюльен окрепшим голо-
сом. - Я не льщу себя никакими надеждами: меня ждет смерть; она мной
заслужена. Я осмелился покуситься на жизнь женщины, достойной всяческого
уважения, всяческих похвал. Госпожа де Реналь была для меня все равно
что мать. Преступление мое чудовищно, и оно было предумышленно. Итак, я
заслужил смерть, господа присяжные. Но будь я и менее виновен, я вижу
здесь людей, которые, не задумываясь над тем, что молодость моя заслужи-
вает некоторого сострадания, пожелают наказать и раз навсегда сломить в
моем лице эту породу молодых людей низкого происхождения, задавленных
нищетой, коим посчастливилось получить хорошее образование, в силу чего
они осмелились затесаться в среду, которую высокомерие богачей именует
хорошим обществом.
Вот мое преступление, господа, и оно будет наказано с тем большей су-
ровостью, что меня, в сущности, судят отнюдь не равные мне. Я не вижу
здесь на скамьях присяжных ни одного разбогатевшего крестьянина, а
только одних возмущенных буржуа...
В продолжение двадцати минут Жюльен говорил в том же духе; он выска-
зал все, что у него было на душе. Прокурор, заискивавший перед аристок-
ратией, в негодовании подскакивал на своем кресле; и все же, несмотря на
несколько отвлеченный характер этого выступления Жюльена, все женщины
плакали навзрыд. Даже г-жа Дервиль не отнимала платка от глаз. Перед тем
как окончить свою речь, Жюльен еще раз упомянул о своем злоумышлении, о
своем раскаянии и о том уважении и безграничной преданности, которые он
когда-то, в более счастливые времена, питал к г-же де Реналь. Г-жа Дер-
виль вдруг вскрикнула и лишилась чувств.
Пробило час ночи, когда присяжные удалились в свою камеру. Ни одна из
женщин не покинула своего места, многие мужчины вытирали глаза. Сначала
шли оживленные разговоры, но мало-помалу в этом томительном ожидании ре-
шения присяжных усталость давала себя чувствовать, и в зале водворялась
тишина. Это были торжественные минуты. Огни люстр уже начинали тускнеть.
Жюльен, страшно усталый, слышал, как рядом с ним шел разговор о том, хо-
роший это или дурной признак, что присяжные так долго совещаются. Ему
было приятно, что все решительно были за него; присяжные все не возвра-
щались, но тем не менее ни одна женщина не уходила из зала.
|
|