го удар!
   - Вы, быть может, хотите сказать: какая это будет месть?
   - Я могу жалеть человека, который меня облагодетельствовал,  скорбеть
о том, что причинил ему зло, но я не боюсь, и меня никто никогда не  ис-
пугает.
   Матильда подчинилась ему. С тех пор как она сказала ему о своем поло-
жении, Жюльен впервые говорил с ней тоном повелителя; никогда еще он  не
любил ее так сильно. Все, что было нежного в его душе, с радостью хвата-
лось, как за предлог, за теперешнее состояние Матильды, чтобы уклониться
от необходимости говорить с нею резко. Признание, которое она собиралась
сделать маркизу де Ла-Моль, страшно взволновало его. Неужели ему придет-
ся расстаться с Матильдой? И как бы она ни горевала, когда он будет уез-
жать, вспомнит ли она о нем через месяц после его отъезда?
   Не меньше страшили его и те справедливые упреки, которые ему придется
выслушать от маркиза.
   Вечером он признался Матильде в этой второй причине своих  огорчений,
а потом, забывшись, увлеченный любовью, рассказал и о первой.
   Матильда изменилась в лице.
   - Правда? - спросила она. - Расстаться со мной на полгода -  это  для
вас несчастье?
   - Невероятное, единственная вещь в мире, о которой я не могу подумать
без ужаса.
   Матильда была наверху блаженства. Жюльен так  старательно  выдерживал
свою роль, что вполне убедил ее, что из них двоих она любит сильнее.
   Настал роковой вторник. В полночь, вернувшись домой,  маркиз  получил
письмо, на конверте которого было написано, что он  должен  его  вскрыть
сам, лично, и прочесть, будучи наедине.
   "Отец,
   Все общественные узы порваны между нами, остались только те, что свя-
зывают нас кровно. После моего мужа Вы и теперь и всегда будете для меня
самым дорогим существом на свете. Глаза мои застилаются слезами; я думаю
о горе, которое причиняю Вам, но чтобы стыд мой не стал общим  достояни-
ем, чтобы у Вас нашлось время обсудить все это и поступить так,  как  Вы
найдете нужным, я не могу долее медлить с признанием, которое я  обязана
сделать. Если Ваша привязанность ко мне,  которая,  по-моему,  не  знает
предела, позволит Вам уделить мне небольшой пенсион,  я  уеду,  куда  Вы
прикажете, в Швейцарию, например, вместе с моим  мужем.  Имя  его  столь
безвестно, что ни одна душа не узнает дочь Вашу под именем  госпожи  Со-
рель, снохи верьерского плотника. Вот оно, это имя, которое мне было так
трудно написать. Мне страшно прогневить Вас, как бы  ни  был  справедлив
Ваш гнев, я боюсь, что он обрушится на Жюльена. Я  не  буду  герцогиней,
отец, и я знала это с той минуты, как полюбила его; потому что это я по-
любила его первая, я соблазнила его. От Вас, от предков наших  унаследо-
вала я столь высокую душу, что ничто заурядное или хотя бы кажущееся за-
урядным на мой взгляд не может привлечь моего внимания. Тщетно я,  желая
Вам угодить, пыталась заинтересоваться господином де Круазенуа. Зачем же
Вы допустили, чтобы в это самое время рядом, у меня на глазах, находился
истинно достойный человек? Ведь Вы сами сказали мне, когда  я  вернулась
из Гиера: "Молодой Сорель - единственное существо, с которым можно  про-
вести время без скуки"; бедняжка сейчас - если это только можно было  бы
себе представить - страдает так же, как и я, при мысли о том горе, кото-
рое принесет Вам это письмо. Не в моей власти отвратить от себя Ваш  от-
цовский гнев, но не отталкивайте меня, не лишайте меня Вашей дружбы.
   Жюльен относился ко мне почтительно. Если он и разговаривал  со  мной
иногда, то только из глубокой признательности к Вам, ибо природная  гор-
дость его характера не позволяла ему держаться иначе, как официально,  с
кем бы то ни было, стоящим по своему положению настолько выше его. У не-
го очень сильно это врожденное чувство различия общественных  положений.
И это я, - и я признаюсь в этом со стыдом Вам, моему  лучшему  другу,  и
никогда никто другой не услышит от меня этого признания, - я сама однаж-