ня на миг вашим вниманием, - продолжал Жюльен, -  и  нет  сомнения,  что
только моя стойкая твердость, подобающая мужчине, и заставляет вас  сей-
час испытывать ко мне некоторое уважение. Я могу любить маршальшу...
   Матильда вздрогнула; в глазах ее промелькнуло какое-то странное выра-
жение. Сейчас она услышит свой приговор. От Жюльена  не  ускользнуло  ее
движение, он почувствовал, что мужество изменяет ему.
   "Ах, боже мой! - думал он, прислушиваясь  к  пустым  словам,  которые
произносили его губы, как к какому-то постороннему шуму. - Если бы я мог
покрыть поцелуями эти бледные щеки, но только так, чтобы ты этого не по-
чувствовала!"
   - Я могу любить маршальшу, - продолжал он, - а голос его все  слабел,
так что его было еле слышно, - но, разумеется, у меня  нет  никаких  су-
щественных доказательств того, что она интересуется мной.
   Матильда поглядела на него; он выдержал этот взгляд, по крайней  мере
он надеялся, что она ничего не смогла прочесть на его лице. Он  чувство-
вал себя просто переполненным любовью, она словно нахлынула на него, за-
полнила до краев все самые сокровенные уголки его сердца. Никогда еще он
так не боготворил ее: в эту минуту он сам был почти таким  же  безумным,
как и Матильда. Если бы у нее только нашлось немножко мужества  и  хлад-
нокровия, чтобы вести себя обдуманно, он бросился бы к ее ногам и отрек-
ся от этой пустой комедии. Но, собрав последний остаток сил, он  продол-
жал говорить. "Ах, Коразов, - мысленно восклицал он, - если бы  вы  были
здесь! Как важно мне было бы сейчас услышать от  вас  хоть  одно  слово,
чтобы знать, что мне делать дальше!" А губы его в это время произносили:
   - Не будь у меня даже никаких чувств, одной признательности  было  бы
достаточно, чтобы я привязался к маршальше: она была так  снисходительна
ко мне, она утешала меня, когда меня презирали. У меня есть основания не
слишком доверять некоторым проявлениям чувств, несомненно весьма лестным
для меня, но, по всей вероятности, столь же мимолетным.
   - Ах, боже мой! - воскликнула Матильда.
   - В самом деле, какое ручательство вы можете мне дать? - настойчиво и
решительно спросил ее Жюльен, вдруг словно откинув на миг всю свою  дип-
ломатическую сдержанность. - Да и какое может быть  ручательство,  какой
бог может поручиться, что расположение ваше, которое вы  готовы  вернуть
мне сейчас, продлится более двух дней?
   - Моя безграничная любовь и безграничное горе, если вы меня больше не
любите, - отвечала она, схватив его за руки и поворачиваясь к нему.
   От этого порывистого движения  ее  пелерина  чутьчуть  откинулась,  и
Жюльен увидел ее прелестные плечи. Ее слегка растрепавшиеся волосы воск-
ресили в нем сладостные воспоминания...
   Он уже готов был сдаться. "Одно неосторожное слово, - подумал он, - и
опять наступит для меня бесконечная вереница дней беспросветного  отчая-
ния. Госпожа де Реналь находила для себя разумные оправдания, когда пос-
тупала так, как ей диктовало сердце. А эта  великосветская  девица  дает
волю своему сердцу только после того, как доводами рассудка докажет  се-
бе, что ему следует дать волю".
   Эта истина осенила его мгновенно, и в то же мгновение к  нему  верну-
лось мужество.
   Он высвободил свои руки, которые Матильда так крепко сжимала в своих,
и с нарочитой почтительностью чуть-чуть отодвинулся от нее. Ему потребо-
валась на это вся сила, вся стойкость, на какую только способен человек.
Затем он собрал в одну пачку все письма г-жи де Фервак, разбросанные  на
диване, и с преувеличенной учтивостью, столь жестокой в эту минуту,  до-
бавил:
   - Надеюсь, мадемуазель де Ла-Моль  разрешит  мне  подумать  обо  всем
этом.
   И он быстрыми шагами вышел из библиотеки; она долго слышала стук две-
рей, которые по мере того, как он удалялся, захлопывались за ним одна за
другой.
   "Он даже ничуть не растрогался! Вот изверг, - подумала она. - Ах, что