|
исходит оттого, что она несчастна. Я подозреваю, что у нее есть тайное
горе. Может быть, все дело в том, что ей надоело разыгрывать доброде-
тель.
Испанец умолк и в течение целой минуты, не произнося ни слова, смот-
рел на Жюльена.
- Вот в чем вся суть, - важно добавил он. - Вот отсюда-то вы и можете
извлечь некоторую надежду. Я много раздумывал над этим в течение тех
двух лет, когда имел честь состоять при ней покорным слугой. И все ваше
будущее, господин влюбленный, зависит всецело от этой великой загадки:
не ханжа ли она, которая устала от взятой на себя роли и злобствует по-
тому, что она несчастна?
- Или, может быть, - сказал граф Альтамира, нарушив, наконец, свое
глубокое молчание, - это то, что я тебе уже двадцать раз говорил: просто
она заразилась французским тщеславием, и ее преследует воспоминание о
папаше, пресловутом сукноторговце. Вот это-то и гложет ее, а характер у
нее от природы угрюмый, сухой.
Единственное, что могло бы оказаться для нее счастьем, - это перее-
хать в Толедо и попасть в лапы какогонибудь духовника, который бы терзал
ее каждый день, разверзая перед ней страшную бездну ада.
Когда Жюльен уже уходил, дон Диего, приняв еще более внушительный
вид, сказал ему:
- Альтамира сообщил мне, что вы один из наших. Придет день, и вы по-
можете нам отвоевать свободу; вот почему и я хочу помочь вам в вашей ма-
ленькой затее. Вам будет небесполезно познакомиться со стилем маршальши.
Вот четыре письма, написанные ее рукой.
- Я перепишу их, - воскликнул Жюльен, - и принесу вам обратно!
- И никогда ни одна душа не будет знать, о чем мы здесь говорили?
- Никогда, клянусь честью! - вскричал Жюльен.
- Тогда да поможет вам бог! - промолвил испанец и молча проводил до
лестницы Альтамиру и Жюльена.
Эта сцена немного развеселила нашего героя и вызвала у него что-то
вроде улыбки. "Вот вам и благочестивец Альтамира, который споспешествует
мне в прелюбодействе!" - сказал он про себя.
Все время, пока шел этот необыкновенно важный разговор с доном Диего
Бустосом, Жюльен внимательно прислушивался к бою часов на башне особняка
Алигр.
Приближалось время обеда; он сейчас увидит Матильду. Вернувшись до-
мой, он с большим тщанием занялся своим туалетом.
"Вот первая глупость, - сказал он себе, уже спускаясь по лестнице. -
Надо исполнять предписания князя слово в слово".
И он опять поднялся к себе и надел самый затрапезный дорожный костюм.
"Теперь, - подумал он, - только бы не выдать себя взглядом". Было еще
только половина шестого, а обедали в шесть.
Его потянуло в гостиную, там не было ни души. Увидев голубой диван,
он бросился перед ним на колени и прижался губами к тому месту, на кото-
рое Матильда обычно опиралась рукой; слезы хлынули из его глаз. "Надо
избавиться от этой дурацкой чувствительности, - сказал он себе с негодо-
ванием - Она меня выдаст". Он взял для вида газету и прошелся несколько
раз из гостиной в сад и обратно.
Потом, незаметно укрывшись за большим дубом, весь дрожа, он, наконец,
решился поднять глаза на окно м-ль де Ла-Моль. Оно было закрыто наглухо;
он чуть не упал и долго стоял, прислонившись к дубу, потом, едва держась
на ногах, пошел взглянуть на лестницу садовника.
Кольцо у цепи, которое он разогнул когда-то, - увы, как все тогда бы-
ло по-другому! - так и осталось непочиненным. Не помня себя, в порыве
безумия, Жюльен прижал его к губам.
После этого долгого хождения из гостиной в сад и обратно Жюльен по-
чувствовал себя страшно усталым; это было первое достижение, которое его
чрезвычайно обрадовало. "Вот теперь у меня будет погасший взгляд, и мож-
но не опасаться, что я себя выдам". Постепенно все начали сходиться в
|
|